Юлиан Семенов - Неизвестный Юлиан Семенов. Умру я ненадолго...

Так вот, за храмом стояли люди, собирали деньги, причем очень тактично, неназойливо.

Я опустил какую-то мелочишку, была открытая благодарность. Средства собирали в помощь лепрозориям в Индии. Но вот в чем парадокс. Вот храм, это добро, вера, это — религия людей. Перед храмом — торговля. Но об этом я уже писал, что Азии торговля не мешает. Она мешала христианам, что явствует из Библии: торгующих изгоните из храма.

Рядом — тоже проявление добра. Сделан крошечный Дисней. Там есть карусель и русские горки.

Когда мы ехали после хорошего дня на берегу океана, где нам устроили прием, все было очень мило, я рядом сидящей девушке из съемочной группы говорил, как она мила и прекрасна. Рядом сидящий парень, который помогал киногруппе, когда заговорили о самураях, сказал, что самурай никогда не может сказать девушке, которая ему нравится, таких слов. Он умеет выразить это только глазами. Ни одного слова о чувствах. Это интересно.

Японцы очень трогательно носят покупки. Люди старшего поколения, сделав покупку (хотя она великолепно упакована очень красивыми бумажками и веревочками), сверху завязывают эти покупки в шелковую косыночку крест-накрест. Вероятно, это от старой Японии, и это, как ни странно, сходится со старой Россией, когда несли гостинец в таком кульке.

…Говорят, что, по легендам, сначала Японией правили женщины. Нет ли в этом проявлении исторической закономерности?

Японская женщина, при всем ее очаровании, красоте, только сейчас вырывается в эмансипацию, — идет подле мужчины чуть сзади, а когда ее знакомят с мужчиной, кланяется чуть ниже.

Нет ли в этом проявлении исторической закономерности — владычество, если оно неограниченно и если в подоплеке заложена где-то еще и чувственность, неминуемо погибнет. Владычество тогда логично, когда владычествует закон, отлитый в бронзе, спокойной, холодной и равнодушной.

Середина 1970-х

Чингисхан слыл знатоком людей. Пушкин тоже. Но что есть общего в их знании людей…

Миссия литературы — вдыхать душу в вымысел, делать его явью, объемным. Воображение основано на факте, функционирует в пределах логики и контролируется разумом (именно воображение открыло стороны света, полюса, электричество). Воображение поддается тренировке, но наедине с бумагой и пером — трагическое «Смогу ли?». «Выражу ли увиденное?»…

Суд читателя должен был бы по правде-то наказать Шекспира: он задает слишком много таких вопросов, на которые сам же не дает ответа.

Страшновато: мы ищем истину в творениях Сократа и Платона, которые жили за две тысячи лет до нас!

Спартанцы, чтобы бороться против пьянства, напаивали илотов до укачки и демонстрировали молодежи — что может быть омерзительнее пьяного человека?! Но илоты были рабами, а мы с рабством покончили. Как быть?

(Серая мышь Липатова — всесилие литературы!)…

Июнь 1976 года

Испания

Пусть мне объяснят этнографы: отчего именно в Испании возникла фиеста, коррида?

Испанцев можно понять лишь во время корриды, когда люди теряют контроль, не чувствуют, не видят и не слышат никого рядом с собой. Они кричат, одобряя матадора, они словно бы таким образом берут на себя часть опасности; они требуют убрать с поля быка, если он — по их мнению — плох. Их восторгает более всего близкое ощущение неотвратимого — поэтому так ценят тех матадоров, которые пропускают рог быка под рукой, возле груди; поэтому так улюлюкают, когда бык падает, надломив передние ноги, — значит, матадор слишком низко держит мулету, совсем для себя неопасно, и нарушает правила зрелища: делается видной кровь, пущенная пикадором, бандерильи, воткнутые в загривок, вздувающиеся бока зверя — нет ощущения опасности, бык падает, бык устал, он не может теперь ни убить, ни — в крайнем случае — ранить матадора, разве это коррида?!

25 июня

Очень много материалов вечерние газеты посвящают проблемам секса: — правомочен ли лесбос, как быть с гомосексуалистами, и так далее. Конечно, сексологию надо т р о г а т ь, особенно в той стране, где она была под строжайшим секретом, но, быть может, в данном конкретном случае стоило бы соблюдать побольше такта?

По-прежнему в центре внимания прессы — муниципальные выборы.

ПСОЕ готовит свою программу для выступления в парламенте, видимо, ребята хотят дать пробный бой, а Суарес намерен провести муниципальную реформу еще до выборов, сразу же, как только будет сформировано правительство.

У испанцев чистка ботинок — священнодействие. Это занимает, как минимум, пятнадцать минут. Стремительность характеров смиряется перед необходимостью сверкать — ботинками тоже.

Интересно сегодня наблюдал в кафе неподалеку от Гран Виа (никто сейчас эту улицу не называет «Хосе Антонио», ни один человек), как мексиканец лениво спорил с испанкой, которая бранила его за то, что он сидит без дела и сосредоточенно наблюдает за тем, как чистят ботинки.

— Я работаю день в неделю, но по двадцать часов, и мне хватает на рюмку в день, синьора.

— Но у тебя опухшее лицо — от рюмки не опухают.

— Я реагирую на перемену погоды отечностью, синьора, это — вина моих родителей. Я — не жаден, мне чуждо скопидомство. Мне хватает на паэлью, на сэндвич и на рюмку коньяка — чего ж еще? Кому я мешаю? Я тих и скромен.

Синьора не знала, что ответить, — она была стремительной, а ее сверхстремительная дочь, прямо-таки шарнирная девушка, не смогла дождаться конца разговора, обкусала все ногти (это — болезнь многих испанцев), вышла на улицу и там зашарнирилась, провожая взглядом всех, кто проходил мимо открытых дверей кафе, и на лице ее можно было прочитать отношение к каждому прохожему, и боже! — как же богаты ее чувствования, какая гамма о т н о ш е н и й менялась на ее лице каждоминутно!

Вечернее «Диарио» и «Пуэбло» полны подробностями о приеме в королевском дворце по случаю дня Святого Хуана. Приводятся слова, сказанные королем:

— Очень приятно, дон Сантьяго! (Муча густо!)

— Энорабуэна, Фелипе!

— Гонсалесу.

— Ке таль, профессор,

— Тьерно Гальвану.

Журналисты до сих пор негодуют, что не разрешили делать фотографий.

Впрочем, все, как один, с чисто испанским пиететом к одежде, отмечают, что Фрага, Руис Хименес и Антон Канельянс были в смокингах, а Фернандес Ордоньес, Камуньяс, Альварес Миранда, Карильо и Филипе — в пиджаках. Демократия — куда там…

Газеты утверждают, что до муниципальных перевыборов все муниципалитеты будут по-прежнему франкистскими.

Ждут проблемы многих из этих людей: уже сейчас началась паника в министерстве информации и туризма: «туризм» остается, «информацию», то есть государственную цензуру, разгоняют. Что им, бедолагам, делать? Знающие ведь люди, сорок лет у д е р ж и в а л и народ от знания, будучи — в то же время — наиболее знающими ситуацию людьми.