Владимир Борейко - «Царские охоты» - от Владимира Мономаха до Владимира Щербицкого

Масол расписал корреспонденцию на своего зама — Е. Качаловского (тот возглавлял в это время еще и Украинское общество охраны природы), а Качаловский спустил бумагу рядовому клерку Совмина по фамилии Криволапчук. Криволапчука я знал хорошо, это был закаленный в аппаратных играх волк, ведал вопросами охраны природы. В том, что Украина практически вся превратилась в зону экологического бедствия — и его, Криволапчука, немалая заслуга.

Итак, пришло письмо московского академика. На его надо реагировать. Самый легкий путь — отписка при помощи ответственного за этот вопрос ведомства — здесь не проходила. Поэтому использовали другой отработанный вариант — опрос ведомств. Аппаратчики рассчитали верно: кто-то поддержит, кто-то выскажется против и проблему можно смело «топить». Так оно и вышло. Госкомприрода, Минводхоз и АН УССР настаивали на закрытии заповедно-охотничьих хозяйств, а Крымский облисполком и лесники возражали. По законам советской бюрократии из этого следовало: вопрос подготовить не удастся и, значит, бумаги можно спрятать в архив.

Я позвонил Криволапчуку: «Но почему же Совет Министров волевым решением не реорганизует „спецохоты“ обратно в заповедники? Ведь на этом настаивают союзная и республиканская Академии наук, Госкомприрода УССР, общественность. „Качаловский на это не пойдет. Скажет, зачем мне работу подсовываешь, да еще и выгонит из кабинета“», — услышал я в ответ.

Так безрезультатно закончилась еще одна атака на «хрущевско-брежневские угодья».

…Нет, нельзя говорить, что демократия и гласность не коснулись этой «зоны вне критики». Газеты били прямой наводкой по «охотничьим вотчинам». И наверное, наиболее слабенькие хозяйства — районного и областного масштаба, сразу в 1986–1989 годах были прикрыты.

В Украине долго все оставалось «по-брежнему». Более того, ревнители «спецугодий» еще и укрепили свои позиции. Так, И. Литус, бывший директор Днепровско-Тетеревского заповедно-охотничьего хозяйства, возглавил главк охоты Минлесхоза УССР, организатор генеральских «охотничьих маневров», бывший штатный председатель военно-охотничьего общества Киевского военного округа Н. Петров перебрался в Госкомприроду УССР инспектором по… охране животного мира. На укрепление Залесского заповедно-охотничьего хозяйства, долгое время остававшегося без директора, из Тернополя переброшен бывший руководитель Тернопольского облисполкома А. Толстановский. А один из главных защитников «барских утех» — министр лесного хозяйства Украины В. Самоплавский, безальтернативно пройдя по сельскому округу, не только положил в карман мандат народного депутата СССР, но и попал в Комитет по экологии Верховного Совета СССР, где возглавлял рабочую группу по ведению лесного и охотничьего хозяйства. Уж совсем как в той басне про козла и капусту.

Интересно рассмотреть один документ, датированный в «Книге приказов» Крымского сафари. 17 июня 1990 года.

«Расстановка постов егерьского состава Крымского государственного заповедно-охотничьего хозяйства по охране заповедника (вариант № 2 от 17.07.1990 г.).

1. КПП „Садовый“. Обеспечить беспрепятственный проезд в заповедник машин особой нормы. Контролировать соблюдение режима на КПП. Не допускать проникновения на территорию хозяйства автомашин, не имеющих отношения к спецмероприятию.

2. Шлагбаум на кордоне им. Седуна. Прекратить пропуск постороннего транспорта со стороны Чучельского перевала в районе проведения спецмероприятия.

3. Подвижной. От „Красного Камня“ до скалы „Грамота“. Контролировать соблюдение режима в районе. Убрать пасущийся на Никитской яйле скот».

А объекты «высочайшего значения» «Дубрава-1» и «Дубрава-2» тогда еще по-прежнему охранялись КГБ. Кстати, эти ребята жили там припеваючи: хочешь — иди по грибы, хочешь — по ягоды. Или картечь в секача вгони — никто не остановит, побоится. Словом, не служба, а малина…

Правительство Украины даже приняло специальное распоряжение, направленное на защиту деятельности «барских охот», и министр Самоплавский, на радостях, утвердил тут же новое положение о заповедно-охотничьих хозяйствах. В нем речь шла о разрешении охотиться иностранным туристам. Чем лучше олень, тем больше долларов потечет в карман Минлесхоза, и ради этого министр В. Самоплавский готов растоптать последние остатки дикой природы. Уже в 1990 году он разрешает «валютные охоты» на аборигенного крымского оленя с 30 сентября, то есть, когда официальная охота на оленей еще закрыта, а для самих рогачей важное время — сезон оленьего рева.

У меня часто спрашивают, почему же украинский или, скажем, молдавский минлесхозы, так цепко держались за подчиненные им заповедно-охотничьи хозяйства? Ведь первые лица там уже не охотились, то есть функцию правительственной утехи хозяйства не выполняли.

Все так. Но остается скрытая функция номер два. В условиях перехода к «планово-рыночной экономике», когда «деревянные» рубли, карбованцы и указы некогда грозного Кабинета Министров обесценились, спецохотхозяйства превратились в своеобразного поставщика «конвертируемой валюты». Свои сделки с другими ведомствами, как и решение личных проблем, руководители минлесхозов оплачивали взятками в виде разрешений на охоту.

В поте лица продолжало «трудиться» даже Днепровско-Тетеревское, серьезно подпорченное своим грозным соседом — Чернобыльской АЭС. Гости печенку там уже не жарили, мясо и рога домой не везли — боялись радионуклидов. Колошматили зверье с вышек почем зря просто так, ради удовлетворения патологической потребности убивать.

Чтобы определить степень развития того или иного процесса, незачем наблюдать явление в целом. Достаточно нескольких индикаторов. Беззаконность существования заповедно-охотничьих хозяйств, других «охотничьих вотчин» — один из красноречивых индикаторов нравственного загнивания общества.

Все так. И чем дальше — тем больше. В 30-е годы таких хозяйств в бывшем СССР было с десяток, при Хрущеве перевалило за сотню, при Брежневе — за тысячу. И то, что с перестройкой в этом вопросе почти ничего не изменилось, свидетельствует не только о серьезности протекания болезни, но и о том, как слабы и незначительны еще нравственные силы общества.

Словари Даля и Ожегова трактуют слово «вотчина» как родовое недвижимое земельное владение, сохранившееся до XVIII века. Социализм обогатил наш язык новым понятием «охотничья вотчина» — недвижимое земельное владение высокопоставленного ведомства, застолбленное противоправным путем для охотничьей потехи. Только вот с хронологией пока не ясно: запишем двадцатый век, а она вдруг дотянет до двадцать первого?