Александр Проханов - Хроника пикирующего времени

Причина ужаса, охватившего Кремль, в том, что этой беседой открывается новый этап идеологического строительства, коим были заняты — сначала газета «День», а потом, после ее расстрела, — газета «Завтра». Мы соединяли несоединимое. «Красных» и «белых». Коммунистов и националистов. Сталинистов и монархистов. Против Ельцина. Против скотского капитализма. Против демократических крыс, напавших на Россию, перекусивших ей сонную артерию. Нам удалось это мучительное строительство. Через неудачи, ошибки, через трагедию Фронта национального спасения, сгоревшего в Доме Советов, через непрочные союзы, из которых выпадали самонадеянные честолюбивые лидеры, мы создали Народ — но патриотический союз России, который показал свою дееспособность на красноярских выборах, где «белый» Глазьев и «красный» Зюганов действовали в творческой нерасторжимости, привлекая симпатии «красно‑белых» патриотов.

Сегодня в наши ряды готовы влиться «либерально‑патриотические» энергии, отшатнувшиеся от чудовищной власти. От «семьи», которая, как страшный моллюск, угнездилась в России и сжирает ее живые плодоносные силы, сглатывает по миллиону населения в год, обгладывает наголо каждый побег и кустик, оставляя мертвые объедки. Эта русская катастрофа, смерть великой страны, съедаемой чудовищной улиткой, побуждает объединяться всех, кому наша страна — Родина, кому Россия — мать.

Либерал‑патриоты, стремящиеся в наш союз, — это покойные Максимов и Синявский, ужаснувшиеся кровавой бойне, учиненной «ельцинистами» в 93‑м, публиковавшие в «Завтра» свои протестные тексты. Это Говорухин, обличитель «криминальной революции», некоторое время бывший рядом с нами, но потом соблазненный «прелестями» самого некриминального политика России Лужкова, вошедший в его «сусально‑позолоченную» партию. Это новая университетская молодежь, ненавидящая буржуазную пошлость, читающая Сартра, Барынина, Чуе Солевару. Это научная интеллигенция, что выше всего ценит свободу исследований, но еще выше — Родину, которую сжирает мерзкий полип «семьи». И я убежден, мы выстроим эту идеологию патриотизма, которая соединит расколотое русское общество и сделает невозможным существование полипа.

А пока кремлевская власть клику шествует по поводу «безнравственного союза патриотов и Березовского», полагая, что мы забыли несчастного Приматывать, которого Дорезано — этот рупор Кремля — вытряхивал на скользкий стол, словно глубоководную рыбу, потрошил на глазах у всех, рылся в ее кишках, показывал ее желтый пузырь, подымал за липкий хвост, рушил тяжелой башкой на доски. А потом, после этих глумлении, Приматов и власть обнялись, и теперь объедают Россию вместе. Или Путин, «наш держа вник», «наш Петр Первый», «наш национальный герой» — сдал в две минуты Россию Бушу, пустил американцев в Среднюю Азию и Грузию, готовится к вступлению в НАТО. И при этом — ни одного упрека со стороны Сванидзе, который славен тем, что наблюдает, как Президенту бреют нош, а потом посыпает этими волосками свое лицо.

Уморительнее всех не Гостинодворская, «мисс Вселенная», «политическая вдовица» Березовского. И не Ильюшенко, чья партия, после смерти Голов лева и выхода Бориса Абрамовича, уменьшилась ровно вдвое. Уморительнее всех Селезнев, эта упитанная, давно не летающая птица, которую подают на стол во время кремлевских банкетов. Он хочет выйти из НАПР, если оттуда не изгонят Проханов. А вдруг Березовский обмолвится, что давал Селезнев деньги на его предвыборную кампанию в Подмосковье? То‑то облезут с этой подсадной утки все ее бумажные перья.

Мы же в газете «Завтра» продолжим наше патриотическое дело, даже если к нам зашлют наемных убийц. Если для господина Похмелкина либерализм — это свобода танцевать на костях умирающей России, то для нас либерализм — это свобода и независимость нашей Родины, в которую мы веруем, как в Божество.

Видел в Саратове Лимонова. Мой друг, писатель, тонкий стилист, русский Сартр, романтик — в наручниках, среди конвоиров и овчарок, седой, всклокоченный, согбенный. Его то ли провели, то ли проволокли по неопрятным коридорам суда и сунули в клетку. Больно и отвратительно. Но при этом — странное удовлетворение. Русская литература снова стала опасной. Ее снова сажают на цепь, заточают в острог. А значит, писатели, пропавшие из поля зрения на добрый десяток лет, пройдя по далеким, безымянным орбитам, как холодные кометы, снова возвращаются в раскаленный центр русской жизни.

Покуда шуршащие в бесхозных закромах советской литературы Наталья Иванова и Алла Латынина, как две мышки‑старушки, догрызали остатки соцреализма, а Евтушенко, этот «комиссар перестройки», сбежал от гражданской войны в американское захолустье, а «Пен‑клуб» с потресканным, как сухая штукатурка, Битовым хватал лакомые кусочки со стола власти и марал белиберду об «андеграундах», а патриотические писатели, изгнанные из культуры, ушли в катакомбы и там при свечах писали исторические романы, — вдруг что‑то случилось. Кто‑то больно и страшно клюнул безнаказанную власть, которая привыкла топить подводные лодки, расстреливать из танков Парламент, сжигать космические корабли, хапать из казны миллиарды, морить народ миллионами, покрывая все, что ни попадет ей в лапы, пошлой бронзовой краской, какой красят багеты и могильные ограды. Этот гневный, с красным гребнем, петух, ударивший клювом в мерзкое темя, — и есть новая литература, злая, как перец, острая, как разбитая бутылка, жгучая, как нашатырь.

Поистине, «Дух дышит, где хочет». Политика последних лет напоминает мороженую рыбу — много инея, много мертвых выпученных глаз, много дурного запаха. Политика — это «селезневщина» и «мироновщина», понятные и предсказуемые, как объявление остановки в трамвае. Телевидение, примерявшее алмазный венец жреца, выродилось в тусклого, как лампочка в подъезде, Киселева и в двух очаровательных женщин, негритянку и белую, которые, демонстрируя расовый мир, не умолкая, щебечут о гениталиях. Культурный официоз представлен Жванецким, от одного вида которого скисает молоко «Домик в деревне», а также министром Швыдким, который, как бы ни умничал, все равно смотрится рядом с голым прокурором, пыхтящим в обществе двух фээсбэшных девчонок.

И вот Лимонов со своим «Палачом», «Убийством часового», «Книгой воды» сотрясает обитателей «Города золотых унитазов», верящих в безнаказанность своих злодеяний.

И те, полистав книжки, начинают обносить свои дворцы третьей колючей проволокой, минируют входы, ставят на вышках замаскированные фиалками пулеметы и спешно, меняя подгузники, принимают «Закон об экстремизме». Хорошая литература, отличный писатель.