Николай Ефимов - Горькое лето 41-го

Радиопередачи наших крупнейших станций также слабо насыщены военной пропагандой. Приспосабливают ее к известным кампаниям. Мало по радио передач о героическом прошлом, о фактах сегодняшнего дня, воспитывающих советский патриотизм.

Выпуск красноармейских известий по радио ничего не дает для армии, так как красноармейцы в это время заняты учебой и его не слушают. Ничего не дает этот выпуск и населению, потому что по своему содержанию на него не рассчитан. Радиокомитет прикрыл этой вывеской все свои недочеты в военной пропаганде. В обычных передачах, в концертах нет ничего военного. Редко передаются военные песни, марши. Это же относится и к грампластинкам. Все, что есть на оборонную тематику, — это выступления Краснознаменного ансамбля красноармейской песни и пляски, как будто никто, кроме него, и не может исполнить военных песен…

Многие недостатки в военной пропаганде среди населения происходят потому, что военные отделы партийных комитетов не являются еще организующим центром военной пропаганды среди населения. Они занимаются главным образом поставкой рабочей силы для оборонного строительства, обеспечивают призыв в армию и немного занимаются военной подготовкой партийных работников. Они еще не координируют оборонную работу всех государственных и общественных организаций (комсомол, профсоюзы, пионерские и физкультурные организации, Осоавиахим, школа, театр, кино, печать и др.).

…Не занимаясь специальным изучением состояния военной пропаганды среди населения, естественно, что ни в обзоре, ни в предложениях я вопроса не исчерпал.

Было бы целесообразно поручить группе товарищей всесторонне изучить этот вопрос и подготовить предложения для ЦК ВКП(б).

Клевать советских полководцев в России ныне модно. Удивительно, однако, откуда взялась у «мифологов» такая ненависть к выдающимся военачальникам? Ненависть к ним — более жгучая, нестерпимо яркая, дотла сжигающая — намного сильнее, чем к нацистским подонкам и предателям всех мастей.

Вот яркий образчик одного из мифов. Цитирую: «Остается предположить, что Жуков в середине 60-х годов не знал, сколько танков было в Красной Армии в 1941 году». Ну, автор, ну обличил, вывел на чистую воду! А все потому, что Жуков и все остальные считали, что танков у Гитлера летом 1941 года на линии противостояния двух держав было сконцентрировано в местах прорыва больше, чем у СССР. А «мифолог» считает иначе: у немцев — порядка 3500, у СССР — 24 000. Следовательно, Жукова следует объявить дураком. Вот так, коротко и бескомпромиссно!

Однако «мифологам» не стоит торопиться, обзывая всех и каждого. Любой нормальный человек, даже просто интересующийся военной историей, понимает, о чем идет речь в вызвавших их гнев записках маршала Георгия Жукова.

Адольф Гитлер сосредоточил свои 3500 лучших боеспособных танков — из общего числа в 12 тысяч — для нападения на СССР. 12 000 — по докладу начальника РУ Генерального штаба генерала Голикова; по другим оценкам, в том числе иностранных специалистов, общее число танков, имевшихся в Европе у Гитлера, с учетом захваченных трофеев составляло 16 000. Кстати, складывается впечатление, что некоторые «историки» получают количество танков у СССР (24 000) путем простенького удвоения количества немецких боевых машин.

24 000 советских танков — это примерно все машины, относящееся к бронетанковым и механизированным войскам Красной Армии, все произведенное за все предвоенные годы на всей территории СССР. В одну кучу свалены танки, танкетки, бронеавтомобили, бронированные тягачи «Комсомолец», созданные на основе американских «Кристи», и уже снятые с производства «лучшие танки мира» БТ-5 и БТ-7, старички Т-26 (были построены по английской лицензии шеститонных «Виккерс»), новые Т-34 и КВ. Все — в кучу.

Проверить это просто. После прихода Гитлера к власти производство бронетанковой техники в СССР начиная примерно с 1933 года начало резко расти, достигнув средней цифры порядка 3000 танков в год. Восемь лет по три тысячи — как раз и получается искомое число. Сам год «танкового скачка» — 1933-й — говорит о том, что приход Гитлера к власти в Германии вполне однозначно ассоциировался у Сталина с резким усилением военной угрозы. Достигнуть подобного показателя в танкостроении оказалось необходимо в мирное время, ибо именно с этого рубежа (не сотни, а тысячи машин в год) стартовало военное производство танков. Этот задел оказался жизненно важным для восполнения потерь в войне. Не будь отлаженного массового производственного опыта мирного времени, не окажись подготовленными кадры рабочих и инженеров, страна Советов уже к концу 1941 года осталась бы без танков.

Теперь давайте подумаем, могли ли участвовать в отражении немецкой агрессии танки, находящиеся на огромной по протяженности границе противостояния с Японией? А танки, стоящие на вооружении Уральского военного округа, Забайкальского, Среднеазиатского? Тем более что до 1936 года большинство военной техники шло именно на Восток, а не на Запад. Там, на Востоке, в те годы происходили вооруженные конфликты. А сколько танков было сожжено японцами в 1939-м на Халхин-Голе? Потери участвовавших в конфликте танковых бригад огромны. Можно вспомнить и потери, понесенные во время «зимней войны» с Финляндией. А сколько к тому же испорчено, «запорото», перевернуто, утоплено, сожжено на учениях? Сколько боевых машин было направлено в Испанию, в Китай?

Поэтому маршал Жуков и говорит лишь о танках, непосредственно расположенных в приграничных округах и способных противостоять нападению врага. А их на направлении танковых ударов немцев оказалось меньше, чем у врага, и рассредоточены они были по всей границе как танки поддержки пехоты без учета особенности немецкой стратегии «блицкрига». Поэтому танки в основном оказались равномерно распределены вдоль и в глубь государственной границы СССР, а не в местах главного удара противника. Это, кстати говоря, еще раз подтверждает оборонительный характер расположения войск — примерно так, как было в Первую мировую войну.

Последствия оказались тем более печальными, что основная группировка советских войск находилась не на Западном фронте, а на Юго-Западном, прикрывала не Белоруссию с ее болотами, а Украину с ее заводами и нивами, шахтами, рудниками и стадами. Именно прикрывала, а не готовилась к наступлению. Ибо в случае наступления на Германию путь до Берлина войскам генерала Павлова оказывался значительно короче, чем войскам генерала Кирпоноса. И военная игра, на которой Жуков «нанес удар» на Западе, доказывает, что нападения боялись, а не к нападению готовились.