МИХАИЛ СОЛОМЕНЦЕВ - Зачистка в политбюро Как Горбачев убирал врагов перестройки

Были проведены проверки положения дел с воинской дисциплиной на Дальневосточном Военно–Морском Флоте, в одной авиационной армии и на Северном Военно–Морском Флоте. Командование Северного флота решило провести партийный актив флота, обсудить Постановление Комитета и наметить меры по устранению выявленных недостатков. Меня тоже пригласили принять участие в работе актива. Я с большим удовольствием согласился. Перед активом побывал на авианесущем крейсере. Беседовал с матросами и офицерами, с летчиком, находившимся на боевом дежурстве ― за штурвалом самолета, в полной готовности немедленно вылететь на выполнение задания. Этому молодому человеку менее 30 лет, но он уже опытный пилот, имеет семью, дочке полтора года. Но есть одна проблема бытового характера ― он не имеет квартиры. Со дня женитьбы живут в снимаемых комнатушках. Сейчас жена уехала к родителям на Украину в надежде, что за время ее отсутствия муж получит квартиру и она с дочкой вернется.

«Жить без семьи трудно, ― посетовал летчик. ― Я беспокоюсь о них, они за меня. Вставать на боевое дежурство необходимо в спокойном состоянии, а не думать, как там они. Летать я люблю».

Мы побывали на самой современной атомной подводной лодке. Впечатление неизгладимое. Мое восхищение относится и к крейсеру, и к самолетам, которые на нем базируются. Мне довелось видеть и многие другие виды военной техники последних модификаций.

В заключение этой главы расскажу о случае, произошедшем уже при Горбачеве. В последние годы моей работы в КПК Политбюро поручило мне провести разговор с Борисом Николаевичем Ельциным. Это случилось после освобождения его от обязанностей секретаря ЦК КПСС и вывода из состава Политбюро― он был кандидатом в члены Политбюро.Позвонил ему и попросил зайти ко мне. Он каким‑то зверино–рычащим голосом объявил, что идти в КПК у него нет необходимости.

Я объяснил, что Политбюро поручило мне поговорить с ним по вопросу, о котором расскажу при встрече. Он продолжал отказываться. Я ему говорю, что мы оба ― члены партии и поэтому обязаны выполнять решения Политбюро. После тяжелого разговора он все‑таки согласился прийти. Мы договорились о времени.

Пришел в назначенное время, я его по–хорошему встретил. Говорю ему, что несколько дней назад он дал интервью трем крупнейшим зарубежным компаниям ― Би–би–си, Эй–би–си и Си–би–эс. В своих ответах на вопросы корреспондентов он охаивал КПСС, раскрывал ее внутреннюю работу и деятельность руководящих органов. Политбюро считает, что он не имел права этого делать, и поскольку он член КПСС, то должен был получить разрешение на беседу с представителями этих компаний.

Он грубо оборвал меня, заявив, что не должен ни у кого спрашивать разрешения, что он свободный человек и имеет право высказывать свое мнение где угодно и кому угодно, тем более что ничего особенного он не сказал.

Я дал ему интервью, опубликованное в американской прессе. Он прочитал и сразу заявил, что так не говорил, это выдумки корреспондентов. На мой вопрос, визировал ли он подготовленный корреспондентами текст своих высказываний, ответил, что нет.

Говорю ему: «Борис Николаевич, как же вы могли допустить такую оплошность или недомыслие, дав согласие на публикацию интервью без личного прочтения и визирования? И не кому‑нибудь, а самым враждебным к нашей стране, к КПСС телекомпаниям?»

Он наивно ответил, будто не знал, что надо визировать. Этим, по существу, и закончилась наша беседа. Он сразу как‑то скис и выглядел удрученным. Вел он себя, конечно, неискренне. Злобу на Политбюро и на партию затаил, чтобы выплеснуть ее в подходящий момент. Что и произошло позже.

Ельцин накануне 2000 года в связи с уходом в отставку просил прощения, что он не все сделал из того, что было задумано. Однако он сделал самое главное, что обещал американцам и их союзникам, ― он закончил развал великого государства, начатый Горбачевым: СССР перестал существовать. Ельцин упорно работал и над развалом России и довел до разобщенности ее народы, разрушил экономику, науку, культуру, лишил Россию тех небывалых социальных завоеваний, которых она, как и другие союзные республики, добилась за годы существования Советской власти.

Рассказ о кадровых перестановках в ЦК КПСС и Политбюро я начну с деятельности Комиссии по реабилитации. Она была создана вскоре после избрания Генеральным секретарем ЦК КПСС М. С. Горбачева и должна была рассматривать дела граждан, репрессированных не только в 1937 году, но и в другие годы. Председателем Комиссии утвердили меня. В состав Комиссии вошли член Политбюро, секретарь ЦК КПСС А. Н. Яковлев, член Политбюро, Председатель КГБ СССР В. М. Чебриков, Генеральный прокурор, министр внутренних дел СССР, заведующий административным отделом ЦК КПСС и др.

Сразу же и возникли вопросы, на которые и ответитьто некому. Первый вопрос. После XX съезда КПСС, как известно, работа по реабилитации репрессированных проводилась, комиссии работали. Чем объяснить, что на каком‑то этапе эта работа была прекращена? В связи с этим высказывались самые различные версии и предположения. Одно из них: работа прекращена по указанию Н. Хрущева. Основания для беспокойства у него были. Председатель КГБ В. Чебриков несколько позже проинформировал меня, что в Комитете есть документы, подтверждающие, что Хрущев, работая на Украине и в Москве первым руководителем партийных организаций, возглавлял «тройки», по решению которых в Москве было репрессировано несколько десятков тысяч человек, а на Украине ― в несколько раз больше.

Второй вопрос ― куда подевались документы из некоторых уголовных дел? Кто мог их взять и с какой целью? Одни говорят, что это могли сделать сотрудники НКВД (КГБ), чтобы скрыть совершенные ими преступные действия при проведении следственных мероприятий. Другие дают понять, что документы исчезли и уничтожены по указанию сверху. При этом никаких фамилий не называют.

Столкнулись мы с часто встречающимися в уголовно–правовой практике случаями, когда подследственный на допросах категорически отвергает предъявляемые ему обвинения, а затем полностью их признает не только при допросе, но и в заявлениях на имя руководителя НКВД (КГБ). Так поступили Бухарин, Рыков. На допросах они полностью и в категорической форме отрицали свою причастность к каким‑либо действиям как враги народа. Затем ими были написаны заявления на имя Ежова, дата написания их одна ― б июня 1938 года. Заявления короткие, в несколько строк. В них они полностью признают предъявленные им обвинения.

Настойчиво высказывалась мысль, что в деле Бухарина, как и в других делах, в ход шли угрозы в адрес членов семьи. Говорили, что нужных признаний добивались путем побоев и пыток. Однако ни документов, ни заявлений устного характера от потерпевших, подтверждающих такие высказывания, я не видел и о них не слышал. В силу служебных обстоятельств мне довелось поговорить со многими, кто пострадал от репрессий. Все, с кем удалось поговорить, не подтверждали случаев избиений при допросах. На мой вопрос чаще всего отвечали: «Меня не трогали, а как других, не знаю…»