Итоги Итоги - Итоги № 43 (2011)

— Вернемся к августу 91-го. Где вас застал путч?

— В Америке, где я был вместе с дочерью. Вместе с моим коллегой и соратником по Союзу адвокатов СССР Петром Баренбоймом мы написали обращение к иностранным юристам: «Обращаемся к вам с призывом поднять голос протеста против незаконной попытки военно-партийной хунты захватить власть и разрушить складывающуюся демократическую конституционную систему…» Вернулся в Москву, когда еще баррикады стояли, и не знал, что со мной будет. Морально был готов ко всему, вплоть до ареста.

— А вас самого в политику не тянули?

— Было, один раз. Когда создали Союз адвокатов, меня выдвинули кандидатом в депутаты. Я поварился немного в этом котле и понял — не мое. На Западе чуть ли не сорок процентов политиков юристы по профессии, а у нас пока что мало. Хотя вот Андрюша Макаров стал, с моей точки зрения, серьезным парламентарием… Я — вице-президент международных профессиональных союзов. Их два: Международный союз юристов и Международный союз (содружество) адвокатов. В первый союз входят адвокаты всех стран мира, и его центр — Страсбург. Второй союз — это правопреемник Союза юристов СССР, это адвокаты стран СНГ. Участия в работе этих организаций мне вполне хватало для успокоения моего политического темперамента.

Кирилл Привалов

Осень — сезон модных показов и дизайнерских открытий. С 21 по 25 октября в конгресс-холле Центра международной торговли пройдет главное мероприятие в области моды в России — Mercedes-Benz Fashion Week Russia. О том, что происходит сегодня в мире российской моды, «Итогам» рассказал генеральный продюсер этого мероприятия Александр Шумский.

— Александр, ваша Неделя моды живет уже более 10 лет. Как менялись ее цели и задачи?

— Изначально мероприятие создавалось для продвижения российских дизайнеров как в стране, так и за рубежом. Эта цель по-прежнему осталась, потому что задача мероприятия — пропагандистская, а не коммерческая. Тем не менее наша Неделя моды — это бизнес-инструмент. Мы создаем общую площадку, где встречаются заинтересованные лица — дизайнеры, журналисты, байеры, бизнесмены, производители текстильной продукции и т. д. Они находят друг друга, общаются по интересам.

Лет семь назад мы сделали первое исследование, связанное с российской модой. Спрашивали, насколько аудитория потребителей готова носить одежду наших дизайнеров, покупают ли они ее и т. д. Результаты не порадовали: популярность российских кутюрье была очень скромной — не превышала 30 процентов. Буквально через 3—4 года приоритеты поменялись. Если раньше потребители отвечали, что самая главная мотивация при приобретении вещи — это бренд (чтобы был известный, иностранный), то потом потребители стали искать что-то особенное, подходящее непосредственно им, а название бренда отступило на третью позицию. И в этот момент у российских дизайнеров открылись большие возможности. Эту тенденцию я отчасти связываю с нашей пропагандистской деятельностью, потому что уже больше 10 лет мы убеждаем потребителя в том, что русская мода — это хорошо.

— Смелое заявление...

— Естественно, это не всегда так. Бывает, что некоторые начинают хорошо, а продолжают очень плохо. Так происходит не только в русской моде, а также и в английской, в итальянской, потому что речь идет о бизнесе, связанном с творчеством. А значит, в любой момент может случиться сбой: в одном сезоне коллекция удалась, а в другом — нет. Но если уже три сезона подряд коллекция не получилась, то это серьезная проблема. Хотя, когда речь идет о больших брендах, работают другие законы. При правильном маркетинге не всегда важно, кто именно выступает ключевым дизайнером: это касается и люксовых брендов, и массмаркета..

— То есть роль конкретной творческой личности уже не так велика?

— Дизайнерам, по моему мнению, приходится особенно трудно. Потому что каждые полгода модельер должен выдавать новую коллекцию. Все равно что для музыканта в таком темпе создавать новый альбом или для режиссера — ставить новый спектакль. Это непросто, потому и снобизма в этой отрасли творчества больше, чем в остальных, — каждый мнит себя как минимум Dolce & Gabbana, причем в одном лице. Надо еще учитывать, что такой шаг — раз в полгода — достаточен для небольших брендов, а для крупных компаний новинки требуются чаще. Я даже не имею в виду fast fashion. Такие компании, как Dior, выпускают далеко не две коллекции в год: предколлекция, коллекция прет-а-порте, круизная коллекция от кутюр и т. д. От восьми и больше коллекций в год, большое напряжение. Ведь каждый раз ты должен подтверждать свою состоятельность. Это не касается брендов уровня Dior, конечно, но тем, кто помельче масштабом, приходится раз в полгода тревожиться по поводу того, как оценят твое творчество — со стороны и покупателей, и прессы.

— Еще труднее, наверное, молодым модельерам?

— Есть дизайнеры, которых мы 10 лет назад открыли на Russian Fashion Week (RFW, в 2011 году она переименована в Mercedes-Benz Fashion Week Russia), но до сих пор они считаются молодыми. Потому что ничего нового так и не сделали — их первые две-три коллекции остались лучшими. Однако сейчас появилось новое поколение дизайнеров, у которых совсем другой менталитет. Мы стараемся показывать как можно больше молодых. Если многие из тех, кто начинал 10—15 лет назад, имеют пробелы в образовании (и от этого много проблем), то у сегодняшней молодежи с этим все хорошо. За последние 2—3 года появились десятки русских модельеров — выпускников St. Martin"s School, Parsons School of Design, FIT и пр. Таких много и на нашей Неделе. Каждый сезон ЦУМ выбирает одного нового дизайнера с нашей Недели моды, которому предлагает продаваться у себя. Для любого дизайнера это очень важная строчка в резюме. Байеры ЦУМа отсматривают все показы и презентации. Это не только коммерческая возможность, но и мощный практикум: у нас мало кто из дизайнеров умеет качественно работать с розницей. При этом на продажи русской моды имя влияет мало: в том же ЦУМе представлены почти все известные русские дизайнеры, но только единицы продаются хорошо. Звезды — в основном слабо.

— От чего это зависит? Талантливо или неталантливо сделано?

— Да, плюс качество. Но еще важна стоимость. Если вы увидите в магазине платье русского дизайнера — очень красивое и хорошо сделанное, а рядом будет висеть платье Lanvin, тоже очень красивое, хорошо сделанное, и цена будет примерно одинаковая, вы совершенно точно выберете второе. Так сделает любой потребитель в любой стране. В Испании в сети универмагов «Эль Карте Инглес» существуют уголки, отданные под местную моду. Модельеры продают там одежду процентов на 30—40 дешевле той, что расположена на этаже. Это логично, потому что вещи качественные, интересные, необычные — но от пока еще безымянных дизайнеров. В конце концов, почему потребитель должен выкладывать 3—4 тысячи евро за платье дизайнера, о котором пишет только Интернет или которого знают только в пределах Садового кольца? Так не бывает. Каким бы гениальным он ни был, это сомнительная сделка со всех точек зрения. Потому что это стоимость люксовых брендов — например, Gucci. Только Gucci вкладывает миллиарды долларов в маркетинг, в развитие бренда, имеет 90-летнюю историю, на нее работают лучшие творческие силы Италии. Компания серьезно инвестировала в бренд, чтобы продавать свои вещи так дорого. А русский дизайнер еще ничего никуда не вложил, а уже хочет получить те же деньги. Такая коммерческая концепция обречена на провал и в конце концов на банкротство.