Сергей Кургинян - Суть времени. Цикл передач. № 11-20

Да, мы хотим создать контррегрессивный субъект в условиях регресса.

Какова болезнь — таково и лекарство. И мы его создадим. Большой или маленький. Желательно большой. Но мы его создадим. И в этом есть стратегическая задача. Создадим его — повернём процесс. Не успеем повернуть процесс, не будет контррегрессивного субъекта, не окажется рядом других, кто будет работать в том же направлении, но помимо нас, не сумеем мы с ними объединиться — это всё рухнет.

Но даже в момент обрушения надо продолжать бороться. И тогда возможно, что по ту сторону обрушения все начнет безумно быстро восстанавливаться — как восстанавливалась Российская империя в облике Советского Союза. Стремительно. За двадцатилетие. За двадцать с лишним лет. Из руин. Всё может быть. Бороться надо по максимуму. Бороться надо за то, чтобы крупный макросоциальный субъект, большая группа людей, попросту говоря, большая, в несколько миллионов человек хотя бы, внутри которой не будет того вируса, который навязали стране, которая изгонит его из себя, — вот чтобы эта группа дальше помогла остальным. Чтобы она успела сформироваться и начала всё поворачивать. Как она будет поворачивать, мы можем обсуждать десять раз отдельно, изучая Грамши или без Грамши. Адресуясь к историческому опыту или разрабатывая что-то новое. Но, поверьте мне, если она сформируется в нужном качестве, она повернёт процесс в нужном направлении. Никаких проблем тут не будет.

Вопрос: сформируется ли она в нужном качестве — и количестве тоже? Если же произойдёт нечто меньшее… ну, что? Империя рухнула… Большевиков было максимум 50 000 человек. Максимум. Но у них было определённое качество, определённый драйв, глубина мировоззренческой близости и желание что-то спасать. И они смогли. Ведь никто, кроме них, ничего не смог. И это признают все. А они смогли. Это называется «новая сборка».

Это наихудший вариант. Наихудший. Но кто знает, что произойдёт? Мы здесь можем рассматривать только сценарии. Всё остальное — механистичный взгляд на мир, который развивается совсем не механистично, а очень, очень, очень и очень сложно. И который может ускорить процессы самоизменения (причём негативного, в том числе) очень быстро.

Среда, в которой мы сейчас живём, предельно неустойчива. Она кому-то кажется иллюзорно стабильной: магазинчики, ресторанчики, то, сё, пятое, десятое… Но она предельно, чудовищно неустойчива изнутри.

Меня спрашивали тут о религиях. Я должен ответить, что мы с уважением относимся ко всем конфессиям. Никогда снова в стране не будет конфликта между атеистами и представителями конфессий. И в XXI веке есть гораздо большая база для сближения позиций, чем в XX-м. Другое дело, что внутри конфессий могут быть и сепаратисты, и регрессоры, архаизаторы, которых, конечно, мы не примем. Но мы будем [вести себя] предельно умно, вежливо и тактично по отношению ко всем конфессиям. И никогда не будем охаивать конфессии как целое. Будем внимательнейшим образом смотреть за процессами внутри них. И это будет происходить с позиций беспредельной вежливости. Мы не будем вторгаться в чужой монастырь со своим уставом. Мы будем в этом вопросе более деликатны, чем в любом другом.

Националисты… Много раз говорил об этом, могу повторить ещё раз. Национализм национализму рознь. Это сложнейший теоретический вопрос. Мы здесь для того и разрабатываем теоретические вопросы, чтобы потом построить отношения. Что мы строим — национальное государство или империю? Россия веками была империей. В империи есть народ-держатель, это русский народ. Русский народ держит империю, он держал её как в советском, так и досоветском варианте. Фраза из гимна: «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь…», тост Сталина: «За русский народ!» — это часть имперской традиции. Нет империи без народа-держателя. Русский народ является народом-держателем империи. Вот тогда он народ, имперский народ.

Переход всего этого в национализм, даже правильный — то есть переход из альтернативного развития, в котором жила Российская империя, а потом Советский Союз в модерн, который кончается, — приведёт к правильному, французскому национализму. С ним можно вести диалог. Коль скоро там нет вопроса о расчленении страны ещё раз, то с ним можно вести разговор.

Но дальше есть очень деструктивные варианты: «уменьшительный национализм» — система племенных рефлексов, которые разваливают всё до предела. Сейчас ещё может возникнуть такой новый феномен, как трайбализация: сибирский синдром, южно-русский синдром, северно-русский синдром. Враги будут всё это всячески активизировать. Мы создали для того, чтобы со всем этим разбираться, целое направление «Территориальная целостность». Если националист хочет сохранения территориальной целостности, а тем более увеличения державы, возвращения её в нормальные исторические размеры, то у нас с ним есть очень серьёзная почва для диалога в этом вопросе.

Что касается всех других вопросов, то по каждому из них надо разбираться конкретно.

Ещё и ещё раз говорю, что КПРФ (нас спрашивают об отношении к ней) — не только не враг, а очень уважаемая структура. И мировоззренчески крайне близкая, и включающая в себя огромное количество самоотверженных, честных, правильных (если можно так сказать) людей. Если верхушка КПРФ не уподобится Горбачеву и не начнет играть в скверные игры (а ведь так уже было) — никто с КПРФ конфликтовать не будет. Но если начнется такая скверная игра в духе перестройки, мы очень корректно, очень мягко и не задевая чувства рядовых коммунистов об этом скажем. Это наш интеллектуальный и политический долг. Но конфликтовать мы не будем в лоб, потому что слишком много честных, порядочных и уважаемых нами людей. Сколько бы они не злились на нас, мы их любим и уважаем. И относимся к ним очень тепло и с позиций глубочайшего, ещё раз скажу, уважения.

По вопросу об объединенном «Народном фронте». Я уже предлагал теоретическую основу для того, чтобы обсудить этот вопрос. Я не с вкусовых позиций хочу его обсуждать, а с теоретических. Этих позиций две.

Первая. В результате определённых процессов страну действительно оседлал очень скверный класс. Этот скверный класс запустил и поддерживает регресс. Пока данный класс остаётся в этом качестве, не выходит из первоначального накопления капитала — он убийца. Класс этот пока что существует как целое. «Единая Россия» — часть этого класса. Или, точнее, политическая надстройка над этим классом. Какие бы фронты она ни создавала, она всё равно остаётся этой политической надстройкой над этим классом. Вся разница между тем, что делал Ельцин (шквальным регрессом), и тем, что произошло при Путине, — это оттягивание времени. Но это драгоценное оттягивание. Если бы страна была расчленена в 2001-м, мы бы этот разговор не вели. Предмет бы исчез. Народа бы уже не было. Мы бы не боролись за то, чтобы он принял новое качество. Не за что было бы бороться.