Роджер Киран - Продавшие социализм: Теневая экономика в СССР

Россия__________________________________________________29,6%

Белоруссия, Молдова и Украина__________________________40,2%

Армения (только этнические армяне)_____________________64,7%

«Европейские» поселенцы в Закавказье и Средней Азии____49,7%

По Гроссману, к концу 70-х годов прошлого столетия на долю источников, имеющих отношение к «второй экономике», в среднем приходилось до 30 % доходов городского населения по всему Советскому Союзу. В южных частях страны (Северный Кавказ, Грузия, Армения, Азербайджан и Средняя Азия) ее удельный вес был намного выше, чем в северных районах (в центральной России, Прибалтике и Сибири). В некоторых регионах «вторая экономика» чуть ли не приближалась вплотную к влиянию и возможностям первой, а иной раз даже кое в чем превосходила ее.

Присутствие ее чувствовалось с особой силой в ряде пограничных областей или в портовых городах, таких, как Одесса, а также в частях страны, исторически позже присоединившихся к СССР. В силу особенностей местного или этнического характера в некоторых районах общая сумма доходов от частных и/или нерегламентированных видов деятельности равнялась доходам от официальных рабочих мест. А в ряде случаев, по данным Симиса и Гроссмана, объем нелегальных доходов даже превышал легальные.

Эти выводы Гроссмана подтверждаются, кстати, и данными официальной статистики, которыми пользуются в своей работе Бьюнг-Йон Ким и другие исследователи. По их мнению, «вторая экономика» получила меньшее распространение в России, Эстонии и Латвии, а наиболее широкое — в Узбекистане, Грузии, Азербайджане, Киргизии, Таджикистане и Армении.

Но какой была, все-таки, общая численность участников «второй экономики»? Тут большая часть исследователей практически единодушно сходится на том, что в 80-е годы сложилась обстановка, когда почти все сектора тогдашнего общества оказались охваченными ею. На практике почти все население страны тем или другим способом было втянуто в разные виды ее теневой деятельности либо находилось под воздействием или в зависимости от нее. Как писал Дэвид Прейс Джонс в книге «Странная смерть Советской империи» (изданной в Нью-Йорке в 1995 году), были слухи, будто бы сам Брежнев говорил в связи с ширящейся практикой частной наживы, что «ныне уже почти никто больше не живет на одну зарплату».

Однако общественные последствия этой практики далеко не исчерпывались одними лишь фактами краж, взяток или купли-продажи на «черном рынке». Гораздо важнее было то, что в результате ее в стране все более вырастал и удерживал свои позиции определенный социальный слой общества, существование и благосостояние которого во все возрастающей степени оказывалось связанным с частной экономической деятельностью. Некоторых из особо «преуспевших» дельцов уже тогда называли «брежневскими новобогачами». Об этом пишет Грегори Гроссман в своей статье «Инфляционные, политические и социальные последствия нынешнего замедления темпов экономического развития» в сборнике «Экономика и политика в СССР», изданном в 1986 году.

Стечением времени вышеупомянутая социальная прослойка все сильнее и отчетливее приобретала признаки вырастающего класса мелкой буржуазии.

У некоторых из научных исследователей имеются попытки определить в процентах долю тех дельцов «второй экономики», которым удалось добиться высоких доходов от незаконной частной экономической деятельности. Владимир Тремль, например, считает, что к концу 70-х годов удельный вес занятых во «второй экономике» доходил до 10–12 % общей численности рабочей силы страны. Экономист Корягина, в свою очередь, замечает, что по ее данным число занятых во «второй экономике» возросло с 6 млн. в начале 60-х годов до 17–20 млн. в 1974 году (что составляло 6–7 % населения страны) и до 30 млн. (12 %) в 1989 году.

Обобщая различные мнения и факты о масштабах «второй экономики» к середине 80-х годов, Гроссман делает следующие выводы:

«Оказалось, что за последние три десятилетия существования Советского Союза на практике все сектора экономики оказались «пропитанными» воздействием незаконных видов хозяйственной деятельности, которые приобретают самые разнообразные формы и перевоплощения — от мелких производств и услуг в области ширпотреба до способов доставания довольно дорогих дефицитных товаров для весьма широкого круга потребителей. Наиболее прибыльными оказывались «предприятия», «отрасли» и «фирмы», направленные на удовлетворение расточительных, дорогостоящих, порою даже изощренных вкусов и предпочтений, а позже — и прихотей определенных заказчиков. С течением времени некоторые направления «второй экономики» приобретали прямо-таки внушительные размеры и широкое распространение, а их методы, действия и формы организации становились все более профессиональными в самом прямом смысле слова».

По нашему мнению, именно непомерно расширившиеся и разросшиеся размеры такой деятельности и субъекты деловой активности, очевидно выходящие за рамки основного, социалистического типа экономики страны, на определенном этапе развития общественно-политической ситуации стали одним из важнейших факторов, способствующих разрушению социального строя и потенциала советской системы.

Само существование, содержание и характер явлений частнособственической тенденции, с одной стороны, в значительной мере создавало и обостряло немало экономических, да и политических проблем Советского Союза во время довольно длинного периода его послевоенного развития. Уже в 80-е годы они все более откровенно и открыто выступали за глубинные изменения социалистического хозяйства и общественного устройства. С другой стороны, они во многом явились и фактором особо активной внутренней экономической поддержки идеям и политическому курсу Горбачева, приведшего в конечном итоге к гибели советского социализма.

На первый взгляд «вторая экономика» как будто бы выполняла определенные положительные и даже стабилизирующие функции в отношении народного хозяйства и системы социализма. В какой-то мере она и в самом деле способствовала удовлетворению определенных направлений и «аппетитов» потребительского спроса, остающихся в силу разных причин вне внимания и предпочтений основной экономики. Таким образом, до поры до времени происходила некая нейтрализация социальных брожений и признаков недовольства среди определенных слоев населения, вызванных нехваткой некоторых видов товаров. Одновременно с этим в рамках данной системы предоставлялись также и возможности для удовлетворения интересов и амбиций личной инициативы граждан, которые иначе могли бы обернуться прямо против существующего строя.

Может быть, в силу этих причин, советская власть слишком долго оставляла вне поля своего внимания целый ряд вызывающих беспокойство сторон развития «второй экономики», в том числе — идущих прямо вразрез с требованиями закона. Мы уже отмечали факты полного пренебрежения в имеющихся советских экономических исследованиях даже к самому существованию процессов и явлений такого порядка. Как отмечает Валерий Рутгейзер, руководитель научно-исследовательского института Госплана СССР, с которым работала и Корягина, первые публикации по темам «второй экономики» появились в Советском Союзе лишь в начале 80-х годов. Более подробные данные в этом плане содержатся в его труде «Теневая экономика» в СССР», изданном в феврале 1992 года.