Роджер Киран - Продавшие социализм: Теневая экономика в СССР

Весьма интересным в этом плане было развитие «официальных» отношений самого Горбачева с «второй экономикой». Было время, когда дела выглядели таким образом, будто бы он действительно собирался обуздать и поставить ее под контроль. Однако конечным итогом его деятельности стало то, что, по сути, сам генеральный секретарь фактически «расстелил ковер» для «торжественного возврата» в экономику страны зарождающихся сил капитализма. Более того, их объявили даже «предтечами» советского «гражданского общества».

В этой связи научный исследователь из США С. Фредерик Старр выражает в своей статье «Полезное прошлое» (изданной в 1995 году в сборнике А. Даллина и Г. Лапидеса «Советская система — от кризиса к краху») мнение, что, очевидно, тогда и было «время решительного выбора для Горбачева». С одной стороны, он все еще мог пойти по пути оздоровления и совершенствования экономики при помощи повышения контроля и улучшения системы планирования. Вместо этого он предпочел привлечь на свою сторону «все те новые силы в экономике и обществе, утвердившие себя своими самостоятельными действиями, благодаря своей интеллектуальной связи с так долго подавляемой в России традицией либерализма».

Горбачев говорил, что «вторую экономику» следует привлечь к нормальной жизни общества с тем, чтобы ее прибыли облагались налогами». Как бы с этой целью он специальным законом разрешил существование фактически частных предприятий под видом номинально «кооперативных». Примерно так же он всячески превозносил «самостоятельность» добровольных содружеств «неформалов», подчеркивая при этом «необходимость» занять подобающее им «законное место» в советском обществе. По мнению Старра, по всей видимости, «политический гений Горбачева состоял не столько в том, что он сам создавал действующие силы перестройки, — он, скорее, открывал их в уже готовом виде в социальных слоях и структурах реально существующего общества».

Это мнение Старра поддерживает также и британская исследовательница Анн Уайт в своей книге «Демократия в России при Горбачеве (1985–1991) — зарождение «добровольного» сектора» (1999). Она считает, что «неформальными» являлись все виды деятельности, не организованные прямым образом партией. Значительная часть из них, особенно среди молодежи, была преимущественно аполитичными объединениями общекультурной направленности». Другая их часть вела свое начало еще с времен хрущевской «оттепели». По данным Уайт, «к февралю 1988 года общая численность неформальных объединений в стране доходила до 30 000. В нее, наряду с «группами натиска», входили также и всевозможные другие организации. С течением времени, однако, по мере разворачивания курса «перестройки», среди них все заметнее возрастали роль и значение вышеупомянутой первой разновидности».

С принятием так называемых «Закона о кооперативах» и «Закона о наймах», получили возможность уже совершенно свободного распространения и развития самые разные формы собственности явно прокапиталистического характера. Эльман и Канторович также подтверждают, что тексты указанных законов на деле разрешают официальное введение частной собственности под видом формально существующих кооперативов, хотя и приводят, правда, несколько «застенчиво», мысли Ленина о «преемственности кооперативов как форм социалистической собственности». К тому же кооперативы платили меньше налогов и, в принципе, радовались гораздо более благоприятному режиму финансовых льгот по сравнению с государственными предприятиями. В результате наметилась тенденция заметного укрепления деловых связей предприятий государственного сектора с так называемыми «кооперативными фирмами» — со всеми вытекающими из этого последствиями как непосредственного, так и долгосрочного характера.

Следующим этапом стала уже практика сдачи в наем «кооперативам» отдельных частей государственной собственности.

Она оказалась одним из первых, к тому же исключительно эффективных, способов осуществления фактической приватизации, тем более пользуясь при этом в качестве весьма удобной ширмы прикрытия все еще формально существующей, но все больше выхолащивающей свое подлинное содержание и смысл общественной формой собственности.

Если обобщать период 1987–1988 годов, то прежде всего следует отметить, что за это время был совершен полный поворот в принятом до тех пор курсе «перестройки».

В кадровом плане этот процесс был ознаменован устранением Лигачева и других противников Горбачева с занимаемых ими ответственных постов в Политбюро. Наряду с этим осуществлялось также и заметное ослабление влияния партии и выталкивание ее с ряда занимаемых ей руководящих позиций в обществе и, главное, — в управлении народным хозяйством. На деле был положен конец нормальному функционированию системы единого экономического планирования. Почти полностью разрушенными оказались некогда столь могучие всесоюзные отраслевые министерства.

«Реформы» такого рода просто не могли не привести к резкому нарастанию и обострению экономических проблем. Последствия этого стали особо заметными в 1988 году. Возросли инфляция, дефицит бюджета и перебои в снабжении. Впервые за последние 40 лет были отмечены повсеместные прыжки цен по всей экономике. В следующем году рост инфляции достиг 20 %. Товары ширпотреба просто исчезали из магазинов, чтобы до поры до времени «утонуть» в глубине складов. В таких условиях возникли чрезвычайно благоприятные условия для настоящего разгула спекуляции, что, в свою очередь, положило начало невиданному до тех пор процессу неуправляемого разграбления (перераспределения) общественного богатства и его новой концентрации в руках исключительно ограниченного числа частных лиц. По данным советской экономистки Татьяны Корягиной, приведенным в книге М. Гольдмана «В чем не удалась перестройка» (1991), в 1988 году общая сумма незаконно нажитых частных состояний составляла 200–240 млрд. рублей того времени.

Кризис экономики, в свою очередь, вызвал новый взрыв националистического сепаратизма. Призывы Горбачева создавать «национальные фронты» в защиту «перестройки», при помощи которых он намеревался оказывать давление на противников его линии в партийных организациях союзных республик, на деле оборачивались полным переходом власти в руки сепаратистов. Все явственнее намечающийся таким образом крах курса «перестройки», в свою очередь, в следующем 1989 году привел уже к критическому экономическому спаду. Трудности, присущие тому периоду, были уже таких масштабов и размеров, что их никак нельзя было сравнивать с известными, на примере прежних лет, тенденциями некоторого спада темпов экономического роста.