Иван Киреевский - Европеец

«Теперь министерство переменилось [9] [9] Теперь министерство переменилось… (и далее) — Цитируется «Письмо двенадцатое». Речь идет о переменах в составе кабинета министров, возглавляемого Ж. Лаффитом (1767–1844), которые произошли 2 ноября 1830 г. А. Тьер (1797–1877) получил должность статс-секретаря министерства финансов. Упоминаемая Берне «История французской революции» — главный исторический труд А. Тьера, публиковавшийся в 1823–1827 гг. , как вы увидите из газет. Тьерс, написавший Историю Французской Революции, будет помощником государственного секретаря по части финансов, следовательно, почти тоже, что министр. Я знал его прежде. Ему нет еще, я думаю, тридцати лет. Когда мы были в Париже, он приехал к нам с Минье [10] [10] Минье Огюст (1796–1884) — французский историк. , своим земля ком, и не имел ни связей, пи знакомых. Один немец, мой приятель, принял участие в молодых людях и взял их на свои руки, а теперь один из них государственный советник, а другой министр! Как здесь людям везет! Это тоже, что сделать министром Гейне или Менцеля [11] [11] Менцель — см. примеч. 16 к статье «Отрывки из письма Гейне». , или меня. А мы, что? Бедный немецкий ученый пожелтел с досады и зависти, видя, как счастье ласкает французских писателей. Кроме множества денег за сочинения, они получают еще я места от правительства. Стендаль готовится ехать в Триест, где ему дали место консула. Вите [12] [12] Вите Луи (1802–1872) — французский писатель. Произведения, упоминаемые Берне, были написаны в виде драматических сцен и изданы в 1844 г. под общим заглавием «Лига». (Vitet), который пишет так называемые исторические романы: Henri III, les Barricales, les Etats de Blois, теперь получил должность, в которой я ему завидую. Он сделан conservateur des monuments d'antiquité de la France 7* 7 хранителем древних сооружений во Франции (фр.) . Такого места прежде никогда не было, и министр Гизо [13] [13] Гизо Франсуа (1787–1874) — французский историк и политический деятель. создал его для Вите, которому он покровительствовал. Должность его состоит в том, чтобы ежегодно раза по два объезжать Францию, осматривать древние здания, храмы, амфитеатры, водопроводы, церкви, построенные во времена римлян или в средние века, и сохранять их от разрушения. За это он получает ежегодно тридцать тысяч франков, и сверх того ему выдаются еще путевые деньги. Можно ли найти место приятнее для такого человека, как я, с моею ленью и с моею страстию к путешествиям. Поневоле треснешься головой об стену с досады, что мы, немцы, и что не можем вылезти из нашей бедности и ничтожества. Правда, в Германии делается много для искусств и наук; но для художников и ученых не делается ровно ничего. Здесь правительство ежегодно выдает награды за лучшие произведения живописи, ваяния, литографии, музыки и других искусств. Самая большая награда состоит в том, что художник в продолжении пяти лет получает ежегодно по 5000 франков и за то обязан употребить это время на свое образование в Риме. Немцу обязанность жить в Риме покажется смешною, потому что он в Риме живет охотнее, чем в Берлине или Карлсру. Но французам это часто кажется стеснением: они не охотно расстаются с Парижем. Еще на прошедшей неделе один молодой человек по имени Берлио [14] [14] Берлио — Берлиоз Гектор (1803–1869), французский композитор, дирижер, музыкальный писатель. В 1830 г. получил Римскую премию за кантату «Сарданапал». (Berlioz) получил первую награду за музыкальные сочинения. (Я его знаю и люблю: у него на лице виден гений.) Случается ли у нас что-нибудь подобное? Вспомните о Беетговене. О! меня это бесит! Пришлите мне коробок с немецкою землею: я ее съем; это полезно от изжоги, и я рад буду хоть символически уничтожить и проглотить эту проклятую землю!» Менцель, который повторяет эти слова в своей газете (Literatur Blatt), не разделяет мнения Берне. «Слава Богу, — говорит он, — что мы не на службе и не только можем, но даже принуждены носить мундир обще-человеческий, или обще-немецкий, а не Рейс-Грейц-Шлейцский, или Вадуцкий. Очень естественно, что при теперешних обстоятельствах Германии правительство не печется о людях, отличающихся своим умом. В области гения нельзя провести таких таможенных линий, какие вдоль и поперек проведены в Германии. Крылатый гений не годится в таможенные чиновники; его нельзя употреблять на мелочные дела и выгоды. Гений всегда остается при своей полноте, и нельзя его дробить, как Германию, на сотни участков. Великий германский гений находится по всю жизнь точно в том же положении, в каком г-жа Сталь [15] [15] Сталь Анна Луиза Жермена де (1766–1817) — французская писательница. и г. Шатобриан [16] [16] Шатобриан Франсуа Рене де (1768–1848) — французский писатель и политический деятель. были на короткое время. Говорили, что Франции не достает Шатобриана, а Шатобриану Франции. Точно так же можно сказать, что Германия и ее высокие умы вечно в друг друге нуждаются» [17] [17] Слава Богу… высокие умы вечно в друг друге нуждаются. — Цитируются слова Менцеля из газеты «Literatur-Blatt». 1831, 2. XII. N 122. S. 486. .

Мы не имели случая видеть новой книги Берне; но выписываем некоторою места из нее, помещенные в той же газете Менцеля. Рассказывая многое о блестящих событиях в мире искусств и театров, он, между прочим, рисует отменно забавный портрет Паганини, которого сходство, говорит Менцель, поразит, каждого, кто слышал великого виртуоза на струне G [18] [18] Струна G — струна Соль, четвертая струна скрипки. Приводимая здесь мысль Менцеля была высказана в газете «Literatur-Blatt». 1831.2.XII N 122. S. 486. О впечатлении, которое производила на современников игра Паганини на одной струне Соль, см.: Ямпольский И. М. Никколо Паганини: Жизнь и творчество. М., 1968. С. 102, 205, 248 и др. . «Не могу вам выразить словами того впечатления, которое Паганини произвел первым своим концертом. Я мог бы только выразить его на его собственной скрипке, если б она была моя. Это небесное, дьявольское вдохновение. Я в жизнь свою не слыхал и не видел ничего подобного. Этот народ сумасшедший, и между ним поневоле сойдешь с ума. Внимание было так напряжено, что никто не смел дышать; даже необходимое биение сердца мешало и досаждало. Когда он вышел на сцену, и еще прежде нежели стал играть, все его встретили громкими восклицаниями. Посмотрели бы вы на него! Он шатался, как пьяный. Он толкал свои собственные ноги и наступал на них. Он то протягивал руки к небу, то опускал вниз; то простирал к кулисам, умоляя и небо, и землю, и людей, чтобы они помогли ему в жестоком положении. Потом он останавливался с руками распростертыми, как распятый: широко разевал рот и как будто спрашивал: мне ли это? В неловкости своей он был чрезвычайно живописен» [19] [19] Не могу вам выразить… он был чрезвычайно живописен. — Цитируется «Письмо сорок первое». . Вот что Берне говорит о Тальони [20] [20] Тальони Мария (1804–1884) — выдающаяся танцовщица, выступавшая в Большой опере в Париже. , известной танцовщице; «Флора меня особенно восхищала: в ее движениях такое слияние огня и грации, живости и умеренности, какого я не видал ни у одной танцовщицы. Она летала около самой себя: была и цветок и мотылек в одно время. Казалось, она не двигалась, а сам воздух то подымал, то опускал ее; небо и земля оспаривали ее друг у друга. «Кто эта танцовщица?» — спросил я у моего соседа в ложе, человека в лет пятьдесят, очень важной наружности. Как посмотрел он на меня! «Mais… c'est mademoiselle Taglioni!» 8* 8 но… это мадемуазель Тальони! (фр.) — отвечал он наконец. Если бы я спросил у него лет двадцать тому назад, у парада на Марсовом поле: кто этот маленький человек на лошади, в сером сюртуке и низенькой шляпе?… он не мог бы на моня больше вытаращить глаз и отвечать с большим удивлением: mais, c'est Napoléon! 9* 9 но это Наполеон! (фр.) С тех пор я опять видел, как она танцевала: но она понравилась мне меньше, чем в первый раз: я открыл в ней недостатки. Вся душа ее в ногах; ее лицо мертво. Я заметил это и в первый раз, по тогда она играла богиню Флору; ее неподвижность показалась мне древним спокойствием и не повредила наслаждению. Во второй раз она играла Баядеру, влюбленную, нечастную, страстную Баядеру: ее пляска выражала слияние наслаждения и грусти; но лицо и глаза — спали. Либо стекло моей зрительной трубки было тускло, либо прекрасная Тальони глупа и не понимает своих ног» [21] [21] Флора меня особенно восхищала… либо прекрасная Тальони глупа и не понимает своих ног. — Цитируется «Письмо сорок третье». .