Итоги Итоги - Итоги № 51 (2011)

Потом, когда сам Борис Николаевич ушел в отставку, три года подряд он приезжал на Иссык-Куль. Во-первых, сердце подлечить — не случайно там центр реабилитации космонавтов. Первый год отдыхает, второй. На третий год как-то сидим, выпили немножко, он говорит: «Знаешь, Аскар, я хочу признаться, что однажды был не прав». — «Да вы что, Борис Николаевич. Это только Лигачев говорил: «Борис, ты не прав». Вы всегда были правы». Он говорит: «Нет, все-таки я сейчас на пенсии, у тебя отдыхаю. А помнишь, как я тебя укорял за Горбачева? Правильно ты тогда сказал: он ведь пенсионер...»

— Но в августе 1991-го Ельцин, как никогда, был полон сил и энергии. Он сумел переломить ситуацию. А ведь лидеров республик гэкачеписты сильно обрабатывали.

— Это делалось по-разному. Я прочитал историю Леонида Макаровича Кравчука (см. «Итоги», 2011, № 33. — «Итоги»): к нему приезжал генерал Варенников... А в случае со мной было так. 19-го утром я готовился к поездке в Москву — на следующий день торжественное подписание Союзного договора. И тут звонит мой вице-президент Герман Кузнецов с известиями о ГКЧП. Приезжаю в Дом правительства, а меня уже поджидает председатель КГБ генерал Асанкулов. Импозантный такой человек, работал многие годы в центральном аппарате КГБ, был начальником отдела, соратник Крючкова. Высокая должность по тем временам. Еще в начале 91-го года Крючков, когда мы встретились в его кабинете на Лубянке, сказал: «Аскар Акаевич, я хочу назначить вам сильного генерала, вашего соотечественника, он будет вам хорошим помощником, надежным». Так вот, приходит Асанкулов и говорит: «Вся власть в стране переходит в руки ГКЧП, и вы отныне обязаны выполнять все его предписания, а контроль возлагается на меня». И показывает шифровку. Ответил я так: «Товарищ генерал, пока я всенародно избранный президент, я здесь командую, а вас отстраняю от должности». Как-то мгновенно в голову пришла эта идея. Не знаю как: такие моменты не часто бывают. Он даже ошалел. А пришел без охраны. И я тут же диктую указ. Вот так мы взяли контроль над республикой. Потом звонит кто-то из Туркестанского военного округа, представляется: командующий. Но я так понял, что никакой это не командующий. Передает указание от маршала Язова: мол, вы ведете себя неправильно, подумайте о последствиях. Даем вам ровно сутки, чтобы вы разобрались в ситуации и подчинились решениям ГКЧП. Если этого не будет, мы введем танки.

Хорошо, подумаем... А пока еще сутки впереди. Я выступил по телевидению с заявлением, что московский переворот мы не поддерживаем. Собралось тысяч 20—30 людей вокруг Дома правительства, телефонные звонки: «Аскар Акаевич, мы вас поддерживаем, мы с вами, все правильно».

Когда путч провалился, на сессии Верховного Совета СССР я выступал вторым. Первым — Руслан Хасбулатов от Российской Федерации, поскольку главную роль сыграла Россия, Ельцин. Михаил Сергеевич сказал, что Аскар Акаевич вел себя достойно, был первым из лидеров республик, осудивших ГКЧП, поэтому мы предоставляем ему слово. После меня выступал Анатолий Собчак. Он в Петербурге выступал против ГКЧП.

Конечно, Горбачев продолжал уговаривать всех подписать Союзный договор. Но ситуация изменилась. И Кравчук объявил, что должен провести референдум и спросить мнение украинского народа.

Восточные республики готовы были сохранить Союз. И в середине ноября мы собрались на Госсовете и договорились создать Союз Суверенных Государств. Но Беловежское соглашение все перечеркнуло. Хотя если бы не оно, так было бы что-то другое. После путча процесс отделения от центра стал необратимым. Путч сыграл роковую роль.

— Кстати, почему вас не пригласили в белорусские Вискули?

— Там все делалось в большой тайне. Видимо, участники Беловежского соглашения не были уверены, что я их поддержу. Ставка делалась на славянские республики.

9 декабря в час ночи мне позвонил Горбачев: «Аскар, ты не в курсе, что сотворили твои коллеги в Белоруссии?» Кое-какая информация к этому времени ко мне просочилась, но я стал успокаивать Михаила Сергеевича, что все еще образуется. Ведь окончательный договор по ССГ республики должны были подписывать вот-вот, в декабре.

«Аскар, а где же теперь место центра, мое место?» — сокрушался Михаил Сергеевич. На следующий день мне позвонил Назарбаев: «Три республики образовали славянскую ось. Нас перечеркнули. Что будем делать?» Часа через полтора раздается звонок от Ниязова: «Надо выработать общую позицию по Средней Азии. Я приглашаю всех наших президентов к себе в Ашхабад на 13 декабря». Что ответить? «Конечно, приеду. Мое мнение — надо присоединяться к славянам». Сапармурат Атаевич изменил тон: «Аскар, ты еще молодой, многого не знаешь. У нас все есть. Поэтому стоит подумать над альтернативой славянам. Азиатский союз! У нас все для этого есть!» — еще раз подчеркнул будущий Туркменбаши, хотя на тот момент его республика была самой бедной.

— Откуда у вас такая тяга к России?

— Поверьте, это не громкие слова. Я родился в Советском Союзе. Учился на русском языке. 18 лучших лет жизни, начиная со студенчества, провел в Ленинграде. Родители мои были рядовыми колхозниками. Отец, правда, грамотный. Он окончил медресе, владел арабским и латынью, потому что в тюркских республиках в ту пору латынь была распространена. Потом уже мы все перешли на кириллицу.

Мой старший брат Кучор погиб в 1942 году, защищая Ленинград. Вот почему, думая о вузе, я выбрал город на Неве. Отцу очень хотелось, чтобы кто-то из нас побывал на месте, где погиб старший сын, может, нашел могилу, поклонился. А я в 10-м классе мечтал стать авиаконструктором, подумывал о Московском авиационном институте. Потом прочитал несколько статей Виктора Михайловича Глушкова, выдающегося академика. Он очень увлекательно писал о будущем кибернетики. Этим я окончательно заболел. И в итоге поступил в Ленинградский институт точной механики и оптики на факультет вычислительной техники и точной механики. Преподавание было на высочайшем уровне. Мне очень повезло. Моим учителем был выдающийся ученый Сергей Александрович Майоров, завкафедрой вычислительной техники и точной механики, на которой я специализировался. Он приметил меня где-то курсе на третьем и начал привлекать к научным исследованиям. Там же работал выдающийся теплофизик, позже он стал ректором института, Геннадий Николаевич Дульнев. Он стал вторым моим учителем. Мы с Майоровым написали первую в мире монографию по когерентным оптическим компьютерам. И на основе этой книги я защитил докторскую диссертацию.

В Ленинграде я прошел путь от студента до доктора наук. Но тянуло на родину. При содействии Майорова открыл первую кафедру вычислительной техники в Киргизии. Сейчас это не проблема, ректор сам все решает. А тогда только министр образования СССР. Вот Сергей Александрович и повел меня к министру: мол, это один из моих талантливых учеников и надо помочь ему создать кафедру.