Газета День Литературы - Газета День Литературы # 177 (2011 5)

Из-за травы низ Москвы начал превращаться в болото, а над ним – облака испарений. Поэтому, чтобы жить и видеть солнечный свет, были возведены стоэтажные небоскрёбы: чем выше благосостояние, тем выше этаж. Так в будущем поэтажно шло социальное расслоение: за то, что раньше доставалось даром, теперь надо платить...

Высотная Москва – центр. Этот центр завис в пространстве, он вне его: "человек из Москвы не способен жить за пределами Москвы", ведь там развернулись "огромные пустые пространства. Бескрайние поля, заросшие бурьяном". В удалении от центра, как по вертикали, так и по горизонтали – пустыня: периферия – дикари, низ – "травоядные" и бандиты. Москва будущего, пропитанная бескрайним стремлением вверх, выстраивается подобие Вавилонской башни.

Всё пространство романа разнесено по вертикальным и горизонтальным противопоставлениям. Именно такой "крест" и вырисовывается в современной социально-политической реальности страны. "Крест" не соединяющий, а разъединяющий её тело своими "социальными лифтами" и тенденцией к замыканию в скорлупу кастовости.

О своей реалистичной "футурологии" с перекошенным пространством Андрей Рубанов рассказал в интервью Михаилу Бойко: "Цивилизация заканчивает- ся в 100 километрах от МКАДа. Что-то происходит, но очень медленно. ...Очень тяжело на это смотреть – на поля заброшенные, бурьяном поросшие". Затерянным в этом бурьяне людям ничего не нужно. Основной лозунг представиелей этого дивного нового мира: мы никому и ничего не должны. Они потребляют бесконечное и плодящееся, как трава-гидра, шоу "Соседи": человек подключается к проекту, его дом оснащают видеокамерами, и жизнь уходит в режим онлайн, становится искусственной, на камеру.

В мякоти травы – "таблетка счастья", дарующая отстранение и безразличие ко всему. На ней "сидят" – маргиналы, "травоядные", жители низины, низших этажей. Для более состоятельных – концентрат, который ранжируется по степени "возгонки": чем больше цифра, тем концентрированней и дороже. А чистое концентрированное счастье прекращается в горе. Но об этом позже... Официально потребление травы под запретом, власть за это преследует. Хотя сама власть практически незрима, она вроде есть, но почти не проявляется в романе. Видимо, её алиби также состоит в девизе, что она ничего не должна...

Мечты атрофировались. Мечтать можно о возможном, о простых вещах, реально достижимом в контексте общей установки на счастье. Да и о чём можно ещё мечтать, когда наступила "эпоха всеобщего процветания", а один из престижных небоскрёбов высотной Москвы называется "План Путина"?..

Политики никакой нет, власть под тотальным контролем и работает практически в режиме онлайн. Слава обесценилась, каждый имеет на неё право, попав в проект "Соседи".

Давать деньги взаймы запрещено, кредиты – вне закона. Нельзя быть должным, должны только китайцы за русские земли. "Дружба" криминальный термин. Рассевшийся по ячейкам этажей, народ предался безмятежному счастью и отдыху: "Однажды народ-богоносец понял, что он давным-давно доказал и себе, и человечеству свою уникальную силу, – пора отдохнуть", "отослать человечество к черту, сдать в аренду Сибирь и уйти в отпуск".

Человек, отформатированный счастьем, стал растениеобразным. Как отметил один из героев книги доктор Смирнов: "государство существует, опираясь на посредственность, и чем их больше – тем государству лучше". Ни на что не претендующие особи, пребывающие на заслуженном покое, для которых главное быть ближе к свету. Чем не мечта для государства, в котором всё обустроено как на египетско-турецком пляже, только вертикальном, а люди вместо двухнедельного "всё включено" пребывают в круглогодичной неге...

Страна погрузилась в сибаритство, живёт одним днем в надежде на вечный алхимический камень – китайские деньги – метафору современных нефтедолларов. Нефтедолларов, ставших символом агрессивной посредственности, которые естественные дары трансформируют в проклятие. Постепенно у Рубанова чистое концентрированное счастье превращается в горе. В высотно-травяном мире назревает хаос.

В заключение романа сибаритский мир настоящего-будущего стал крошиться. Китайцам надоело платить, и они свернули свою деятельность в России. Поедание стеблей, от которого поначалу не было никаких отрицательных последствий, привело к эпидемии расчеловечевания людей. Герои книги оказались на периферии, где они встретились со смертью. Финал открыт, впереди большие катаклизмы, компенсация за большую расслабленность, за отдых "народа-богоносца".

В уже цитируемом интервью Андрей Рубанов высказался о "расчеловечевании": "У нас – совдеповских бастардов – была надежда, что человек – это звучит гордо. Как только рухнул СССР, выяснилось: нет, не звучит. Я верю, что мы до сих пор оплакиваем крах проекта "улучшенного" человека. Мы обнаружили, что пороки неискоренимы, что они пребывают глубоко в нашей природе, что без насилия, без тяги к разрушению себя и окружающего мира, без водки, азартных игр и так далее мы не можем. Я не покривлю душой, если скажу, что это тема всех моих книжек. Мы должны переоценить человека. Да, быть человеком – хорошо, но надо оценивать его трезво".

Роман Рубанова – высшая "возгонка", чистейший концентрат, выжимка из обволакивающей и расслабляющей мякоти-образов-штампов нашего "сегодня", процессов, которые уже обозначились и неумолимо ползут вверх 300-метровым стеблем. Набор видений и интуиций из сферы коллективного бессознательного, того, что сейчас приходит на ум одновременно не только дуракам...

К примеру, схожее, но только "горизонтальное" настроение можно найти у Владимира Сорокина в "Метели". Иные образы, но смысл интуиций коллективного бессознательного схожий. Прелюдия русский антиутопии, когда сама страна станет мифологическим концептом, в котором человек одурманен стероидом счастья и мякотью стеблей. Именно в таком состоянии засыпают в убаюкивающей метели, засыпают навсегда...

РАЙ НЕБЕСНЫЙ

Родина. Кильмезь – сердце моё. Сколько наших молитв, сколько снов и воспоминаний о тебе занимает места в нашей жизни! И с годами всё больше и больше. Родина не материальна, она духовна. Уже всё легче, даже с облегчением расстаюсь я с окружающими меня предметами, не утащу же в могилу ни квартиры, ни картин, ни книг, ни серванта, "холодильник, рыдая, за гробом моим не пойдёт", всё больше забываю, что было со мною вчера, но всё обострённее, всё больнее, всё мучительнее вспоминаю начало жизни, зарю утреннюю, милую мою Кильмезь, огромное село на Великом Сибирском тракте. Упали и сгнили екатерининские берёзы, посаженные вдоль него, черневшие ещё при отцах и дедах, металась от берега к берегу, мелела и мучилась наша любимая река Кильмезь, по имени которой и названо село, а память росла и становилась нетленной.