Павел Сутулин - Загадочная Отечественная война

Теснота гавани не позволяла начать движение одновременно и мешала ответной стрельбе, поэтому бой превратился в бойню. В своеобразную «Катынь на воде». Или средиземноморский Перл-Харбор. Потери французских моряков: порядка 1300–1600 человек убитых, несколько сот раненых.

8 июля отряд английских кораблей (авианосец «Гермес», линкоры «Резолюшн» и «Бархэм», не считая мелочи) атаковал линкор «Ришелье», находившийся в Дакаре, и потопил его. Потери французских вчерашних союзников «коварного Альбиона» превысили 2000 человек. Всего в ходе операции «Катапульта» англичанами было потоплено, повреждено и захвачено 7 линкоров, 4 крейсера, 14 эсминцев, 8 подлодок ВМФ Франции. А эскадра адмирала Сомервилла вернулась на базу, как сказал очевидец, «с болью в сердце».

«В результате принятых нами мер немцы в своих планах уже не могли более рассчитывать на французский флот», — цинично пишет в своих мемуарах Уинстон Черчилль. Это политическая оценка операции.

Но он же делает попытку и этически оправдать это вероломство: «Это было ужасное решение, самое противоестественное и мучительное, которое мне когда-либо приходилось применять».

Существуют разные трактовки военной и стратегической оправданности операции «Катапульта». Ряд военных историков ссылается на секретный приказ главнокомандующего ВМФ Франции адмирала Жана Дарлана. В нем предусматривалась «скрытная подготовка диверсий, чтобы в случае захвата кораблей противником или иностранным государством они не могли быть ими использованы, в случае чрезвычайных обстоятельств военные корабли без дополнительных приказов должны перейти в Соединенные Штаты. При невозможности… они должны быть затоплены… Корабли, которые будут добиваться убежища за границей, следует использовать в военных действиях против Германии и Италии без соответствующего приказа главнокомандующего флота».

Иными словами, риск перехода французского флота на сторону Германии и Италии существовал, но это не было фатально предопределено, как пытается убедить нас Черчилль.

Последующие события доказали, что инструкции Дарлана не были благими намерениями. Когда германские войска в ноябре 1942 года приступили к оккупации Южной Франции, «Прованс» был затоплен собственным экипажем, как и ускользнувший от англичан в Мерс-эль-Кебире «Страсбург». «Дюнкерк» также был взорван в сухом доке… И эти последующие события заставляют иначе, нежели Черчилль, взглянуть на операцию «Катапульта». Не как на жестокое, но единственно вынужденное и верное решение, но как на возможно не обязательную перестраховку. Соответственно, могут быть иначе расставлены и этические акценты в оценке бессмысленно принесенных в жертву жизней французских моряков.

Я не собираюсь морализировать по поводу потопления французского флота. Скорее, пытаюсь осмыслить тесную зависимость возможных этических оценок от степени вероятности риска той или иной угрозы. Когда политик или военачальник вынужден «брать грех на душу» и оценивать приемлемость или неприемлемость моральных издержек своих действий. И потом подвергаться суду истории и историков. В том числе и суду совести. Своей и чужой совести. Совести современников и потомков.

Обратим внимание на избирательность исторической памяти потомков. Обращает на себя внимание и то, что эта, казалось бы, «блестящая операция» английского военно-морского флота практически не известна широкой общественности. По крайней мере, ее известность и символическое значение совершенно не сравнимы, например, с иным примером вероломства и коварства — Перл-Харбором. И не потому, что это была незначительная военная операция.

В Перл-Харборе японской военно-морской авиацией в результате внезапного коварного нападения было потоплено 4 линкора, 2 эсминца, 1 минный заградитель. Еще 4 линейных корабля, 3 легких крейсера и 1 эсминец получили серьезные повреждения. Потери американской авиации составили 188 самолетов уничтоженными, еще 159 были тяжело повреждены. Американцы потеряли 2403 человека убитыми и 1178 ранеными.

Как видим, масштабы катастроф Перл-Харбора и «Катапульты» вполне соотносимы и сопоставимы.

Остается только задуматься: почему сегодня даже далекие от военной истории обыватели в курсе трагедий Перл-Харбора или Катыни, но мало кто знает о «Катапульте» и Мерс-эль-Кебире. Почему символическое значение, например, Перл-Харбора намного выше?

Несколько лет спустя, вспоминал американский генерал Джордж Патон, когда он высадился во французском Марокко, его встретили не как освободителя, а залпами. Впрочем, потеряв более 3000 человек, французы сдались, предпочтя воевать с бошами, нежели с американцами и англичанами.

С сегодняшней точки зрения история (особенно новейшая история) вообще представляется коллекцией «скелетов в шкафу», доставая которые можно эффективно манипулировать массами, подменяя историческую память историческим мифами и массовыми галлюцинациями. Чаще всего высокоморальное «возвращение к исторической правде», осуществляемое с применением современных информационных технологий, оказывается не способом оздоровления нравственно-психологического состояния общества, но заменой «вредных мифов» «полезными мифами».

Еще к одним «полезным мифам» относится морализаторство по поводу предвоенной политики СССР в отношении Польши и Прибалтики.

«Аннексию Советским Союзом прибалтийских государств в 1940 году нельзя считать просто „мерами по укреплению обороны“ или „переустройству границ“. Это был настоящий акт международного разбоя, в результате которого три суверенных государства потеряли не только независимость, но и четверть населения. Всему этому способствовало заключение нацистско-советского пакта, который дал Сталину и Гитлеру право на бандитизм в собственных „сферах влияния“». Это вполне типичная оценка событий современной английской газеты.

Заключение нацистско-«демократического» сговора в Мюнхене не удостаивается такого осуждения. Он расценивается не как ошибка, а как мудрый стратегический маневр. Читая, например, военные мемуары или книги британских авторов по военной истории, часто натыкаешься на подкупающие своей откровенностью и чисто английской бесстрастностью суждения. «Мюнхенский кризис завершился, Англия и Франция выиграли время ценой независимости Чехословакии», — пишет, например, современный английский военный историк Брайан Шофилд.

А вот пакт Риббентропа — Молотова — однозначно преступление перед Польшей, Прибалтикой, Западом, Востоком, Севером, Югом, человечеством и человечностью.

А давайте все ж таки применим сослагательное наклонение. Если б война с Францией пошла, как и планировали союзники, по сценарию Первой мировой войны и Германия завязла в позиционной войне на месяцы, если не годы?