Михаил Восленский - Номенклатура. Господствующий класс Советского Союза

Мы отмечали, что Ленин уже в своей ранней работе «Что делать?» выступил с ревизией марксистского подхода к историческому процессу, когда он связал возможность и перспективу революции в России не с уровнем развития производительных сил страны, а с действенностью «организации профессиональных революционеров».

Постарался напустить туману в Марксову теорию и «второй отец» номенклатуры — Сталин. На VI съезде партии летом 1917 года он заявил: «Не исключена возможность, что именно Россия явится страной, пролагающей путь к социализму, — и добавил по адресу теории Маркса — Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего». [434] И. Сталин. Соч., т. 3, с. 186–187. В таком же духе стал высказываться и Ленин сразу же после октябрьского переворота: Маркс и Энгельс «говорили, что в конце XIX века будет так, что «француз начнет, а немец доделает»… Дела сложились иначе, чем ожидали Маркс и Энгельс, они дали нам, русским трудящимся и эксплуатируемым классам, почетную роль авангарда международной социалистической революции, и мы теперь ясно видим, как пойдет далеко развитие революции; русский начал — немец, француз, англичанин доделает, и социализм победит».

И уж совсем выразился отход Ленина от исторического материализма в одной из его последних работ — статье «О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова)». Здесь Ленин поносит Суханова и «всех героев II Интернационала» за то, что они повторяют марксистское, как он сам пишет, «бесспорное положение»: «Россия не достигла такой высоты развития производительных сил, при которой возможен социализм». В чем тут грех? Ленин поясняет: «Им кажется, что оно («бесспорное положение»,—М. В.) является решающим для оценки нашей революции», — то есть они поняли, что Октябрьская революция — в Марксовом понимании этого слова — не социалистическая. Ленин опровергает такой вывод из «бесспорного положения» деланно наивным вопросом: «Почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы?». [435] В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 44, с. 381. Пишется это так, будто Ленин никогда и не слыхал о базисе и надстройке — ключевом тезисе марксистской теории! Больше того: с той же наигранной наивностью Ленин спрашивает: «В каких книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?» У Маркса и Энгельса прочитали да, кстати, и у самого Ленина — в его более ранних работах.

Далеко должен был Ленин отойти от марксизма, чтобы написать в той же статье: «При общей закономерности развития во всей всемирной истории нисколько не исключаются, а, напротив, предполагаются отдельные полосы развития, представляющие своеобразие либо формы, либо порядка этого развития»! [436] Там же, с. 379. Ведь общество, с марксистской точки зрения, — не сборище людей, а их общность, социальный организм, который, как и любой организм, проходит через совершенно определенные стадии развития от своего рождения до смерти. Говорить, что не исключается, а, напротив, предполагается изменение порядка такого развития, — это все равно что признать возможной и даже предполагающейся примерно такую последовательность в жизни человека: сначала стал студентом, затем пошел в детский сад, там умер от старости, тут же женился и, наконец, родился.

На Маркса в подтверждение такого взгляда сослаться невозможно, и вот классик марксизма Ленин ссылается на Наполеона: «Помнится, Наполеон писал: «On s’engage et puis… on voit». В вольном русском переводе это значит: «Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет» [437] Там же.

Все верно, Бонапарт так сказал. Только это бонапартизм вместо марксизма.

Марксова же теория построена на принципе, что историю вершат не императоры и вожди, которые «ввязываются» во что-нибудь и затем смотрят, что получится, а вершит историю объективное развитие производительных сил общества. С такой точки зрения и рассмотрим вопрос: на какой стадии этого развития Россия, а затем и ряд других стран подошли к «пролетарской революции» и реальному социализму. Начнем с России.

Каков был уровень развития предоктябрьских лет? И в этот вопрос Ленин постарался внести неясность: ответы на него — в зависимости от того, что требовалось доказать, — он давал самые противоречивые. Царскую Россию Ленин объявлял то колонией (или же «полуколонией») европейского капитала; то страной империализма; то, наконец, неким «военно-феодальным империализмом», что вообще бессмыслица, так как высшая стадия капитализма (а именно так определял Ленин империализм) не может быть феодальной.

Но в конечном счете Ленин поставил перед собой задачу — внушить тогдашним революционерам, что в России уже господствует капитализм.

С этой целью Ленин (под псевдонимом Н. Ильин) опубликовал в 1899 году книгу «Развитие капитализма в России». Автор неустанно продолжал дополнять ее новыми данными и в последующие 10–12 лет, [438] См. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 3, с. 662–663. настолько важным считал он это произведение. Дело в том, что задачей книги было доказать — капитализм в России достиг столь высокой ступени развития, что можно ставить вопрос о пролетарской революции. Чтобы выяснить, доказал ли это Ленин, остановимся на его сочинении.

В отличие от ряда последующих работ Ленина книга «Развитие капитализма в России» основана на изучении кропотливо собранного им фактического материала. Но подход к источникам — чисто ленинский: берется все, что можно как-то истолковать в поддержку его тезиса, и объявляется неверным то, что этому тезису противоречит. Так, Ленин, не будучи статистиком, объявляет неудовлетворительной всю фабрично-заводскую статистику России последней трети XIX века. Он безапелляционно провозглашает, что «данными ее в громадном большинстве случаев нельзя пользоваться без особой обработки их и что главной целью этой обработки должно быть отделение сравнительно годного от абсолютно негодного». [439] Там же, с. 468.

Фабрично-заводская статистика — основной источник по теме ленинской книжки — оказалась «абсолютно негодной» для цели этого сочинения: она показала не рост, а убыль числа предприятий в России.

Объяснялось это, конечно, не регрессом в промышленном развитии страны, а определенным прогрессом в сторону кристаллизации небольшого капиталистического сектора в экономике — машинного производства. Но Ленин не мог принять такого объяснения. Он попытался доказать, будто в России на рубеже XX века рабочие составляют «около половины всего взрослого мужского населения страны, участвующего в производстве материальных ценностей», — 7,5 миллиона человек; если же сюда причислить работающих по найму женщин и детей, получается цифра около 10 миллионов рабочих. Правда, Ленин сам в подстрочном примечании пишет: «Оговоримся, во избежание недоразумений, что мы отнюдь не претендуем на точную статистическую доказательность этих цифр…». [440] Там же, с. 583.