Александр Горянин - Россия. История успеха. Перед потопом

Еще какие признаки! Земские ополчения, спасшие Россию в Смуту, опирались на волости и «мiры», то есть на общины, на демократическую народную инициативу. В истории человечества немного таких примеров спасения государства «снизу».

Но уже вскоре после Смуты власть начинает встраивать общины собственников в свою «вертикаль». При малочисленности бюрократии функционирование расширяющегося государства можно было наладить только с опорой на низовое самоуправление. Для простого же человека община постепенно становилась органом тягостного социального контроля и удержания на месте. И поразительно много было тех, кто не смирялся с утратой старинных прав, самочинные уходы носили массовый характер.

С ростом абсолютизма, распространением крепостных отношений и утерей политической роли общин-волостей (посадов, слобод, «погостов», станов, пятин, концов, земель) старинная община почти исчезает из русских правовых актов. Бюрократическая революция Петра I нанесла общине новый удар – не смертельный, но калечащий. Историк В. А. Александров, подробно рассмотрев эволюцию «мiра» в вотчинах крупных землевладельцев Щербатовых, пришел к исключительной важности выводу: «На протяжении столетия [XVIII] мiрская организация, контролировавшая представителей феодальной власти, потеряла свои права и стала придатком вотчинного управления» [64] В. А. Александров. Сельская община в России (XVII – начало XIX в.). – М., 1976. С. 103. .

Так завершился земной путь исторической русской общины. Ее сменила община-придаток с ее уравнительными переделами. Конечно, в «укрощенной» общине осталось немало хорошего – но и в коммунальных квартирах, как уверяют, хорошего было тоже немало. Это все радости «от противного». Некоторые эпизоды общинной жизни, приводимые В. А. Александровым, заставляют вспомнить советские времена. В приказной избе суздальского села Лежнева крестьянин Петр Маракушев при бурмистре, выборных, сотском и земском начал вести «опасные разговоры» (на дворе стоял 1762 г. – год манифеста о вольностях дворянства, запрета пыток, уничтожения Тайной канцелярии, свержения и убийства Петра III). «Юрская» власть зафиксировала этот факт в «Книге записной» и «этой записью предупредила П. Маракушева о предосудительности его поведения» [65] Там же. С. 134. . Партком, да и только.

Ушедшая в глухую оборону, окуклившаяся, охранительная, община решала свои внутренние дела, руководствуясь обычаем, а ее самоуправление было поставлено на службу власти. По указу Екатерины II от 19 мая 1769 г. ответственность за подати ложилась не на каждую «душу» в отдельности, а на «Юрского» старосту, избираемого этими душами. Ясно, что старосты делали все, чтобы каждый крестьянин мог сам, не полагаясь на круговую поруку, исправно платить подать, а для этого он должен был располагать достаточными «средствами производства». Отсюда и забота о равном обеспечении землей. Практика земельных «поравнений» была легитимирована законом 1797 г. и подтверждена указами 1798 и 1800 гг.

Руководство общины энергично использовало «административный ресурс» для личного обогащения. В июне 1810 г. выборный управляющий ярославского села Никольского Григорий Власов получил от хозяйки имения Анны Алексеевны Орловой письмо, в котором та просила выплатить ей в счет будущего оброка почти 38 тыс. рублей. «Юрская» касса была пуста, но «Власов по просьбе собравшегося мiрского общества ссудил эти деньги» [66] В. А. Александров. Указ. соч. С. 150. . Страшную сумму! А ведь он был просто крестьянин, пять лет назад выбранный на должность.

Решающая заслуга в утверждении «новой» общины принадлежала министру государственных имуществ графу (и генералу) Павлу Дмитриевичу Киселеву. В 1838 г. он начал внедрять в жизнь свое «Положение об устройстве быта государственных крестьян». Уже первые слухи о затеях власти сильно встревожили тех, чей быт желал «устроить» Киселев. Как пишет историк русского частного права В. В. Леонтович, под влиянием этих слухов «зажиточное крестьянство стало переходить в городское состояние». Пуще всего люди боялись «введения общественной запашки» (т. е. объединения всех участков в единое поле). Леонтович добавляет: «Это явно противоречит предвзятому мнению, что «великороссам присуще врожденное стремление к коллективизму»» [67] В. В. Леонтович. История либерализма в России. – М., 1995. С. 159. .

Новшества Киселева, направленные на тотальную «общинизацию» деревни, можно рассматривать как первое, хоть и разбавленное, издание колхозов. Эти новшества встретили повсеместное сопротивление, а в Приуралье, Поволжье, губерниях Севера и на Тамбовщине вызвали настоящие бунты с участием полумиллиона крестьян, желавших управляться на своей земле без общинного диктата.

А тут как раз (в 1843 г.) изучать жизнь русских крестьян приехал ученый немец барон Франц Август фон Гакстгаузен-Аббенбург. После выхода в Германии в 1847 г. двухтомного труда Гакстгаузена о России община сразу оказалась в центре внимания русских протосоциалистов и славянофилов, поголовно владевших немецким языком.

Будущие народники увидели в «поравнениях» настоящее царство справедливости. Равенство общинников требовало постоянной коррекции – в одной семье работников и (или) едоков становилось больше, в другой меньше. Восстановление равенства требовало увеличения или уменьшения семейных наделов, что периодически и производилось. Такое было возможно лишь при общности полей, когда семья не владеет своим участком земли: он просто закреплен за ней до следующего передела.

Герцен усмотрел в такой общине экономические формы, близкие к требованиям европейских социальных реформаторов. Он стал также уверять, что община смягчает тяготы крепостного состояния: «Треть крестьянства принадлежит дворянам. Однако это положение, несмотря на наглый произвол дворян-помещиков, не оказывает большого влияния на общину… Если уж земля принадлежит общине, то она полностью остается в ее ведении, на тех же основаниях, что и свободная земля; помещик никогда не вмешивался в ее дела… Предоставляя человеку его долю земли, она избавляет его от всяких забот» [68] А . И. Герцен. Россия // Собрание сочинений. В 30 т. Т. VI. – М., 1955. С. 201. .

Энгельс, русских не жаловавший, ядовито заметил, что Герцен, сам русский помещик, впервые от Гакстгаузена узнал, что его крестьяне владеют землей сообща, а узнав, поспешил изобразить их истинными носителями социализма.

(Герцен был посмертно отмщен. Описанный Гакстгаузеном строй русской общины был перенесен немецкими учеными на отношения германской древности, и это перенесение дало пищу «общинной теории» Георга Людвига фон Маурера. В теорию, не распознав ее корней, свято уверовали верхогляды Маркс и Энгельс, не раз после этого повторившие, что современная русская община «абсолютно, до мельчайших деталей» тождественна первобытной германской [69] Маркс и Энгельс. Сочинения, т. XXIV. – [М.], 1931. С. 126–127. . Таким образом, граф Киселев задним числом осчастливил своим административным творчеством еще и древних германцев.)