Александр Горянин - Россия. История успеха. Перед потопом

Разнообразие политических и социальных воззрений – это разное видение будущего. Для русской публицистики XV–XVI вв. характерны и геополитические проекты (Филофей с его «Третьим Римом»), и конкурирующие предложения о развитии страны.

Автор одного из таких предложений – Ермолай Прегрешный, священник церкви Спаса на Бору, выдающийся писатель своего времени, автор трактатов «Книга о Троице», «Зрячая пасхалия», а главное – «Повести о Петре и Февронии» («новых чюдотворець Муромских»), истории любви князя и крестьянки. В своем трактате «Правительница» Ермолай Прегрешный предложил большую программу преобразований в экономике, податной системе, военной службе, особенно настаивая на свободе беспошлинной торговли. Стремясь облегчить положение крестьян, он убеждал оградить их от произвола землемеров и сборщиков, призывал заменить денежные подати натуральными (в размере пятой части производимого), освободить крестьян от выполнения ямской повинности, переложив ее на города. Его заботила экономическая база поместного дворянства, в котором он видел важную опору государства. Выражая интересы этого сословия, Ермолай Прегрешный предлагал выделять землю (трактат содержит целое руководство по измерению земли) дворянам – «воинникам», причем размер надела зависел бы от военного чина. То есть дворяне должны были стать ратными служащими государства, кормящимися от землевладения. Они должны были жить в городах для быстрейшей мобилизации в случае государственной нужды. Этот план осуществлен не был.

Ермолая Прегрешного отличало то, что он стремился победить зло ненасильственными способами, путем постепенных преобразований. Совсем не таков его современник Иван Пересветов. Много лет он провел в качестве наемника, служа то венгерскому королю Яну Заполе, то Фердинанду I Габсбургу.

Из Европы он привез убеждение в том, что самый идеальный строй – военная монархия. 8 сентября 1549 г. он подает царю свои трактаты. В них он рассуждает, среди прочего, о причинах падения Греческого царства (на языке современных историков – Византии) и главную из них видит в возвышение «вельмож». «Исполнивше казны свои великим богатством… почали о том мыслить, как бы царя [т. е. василевса] укротити от воинства, а самим бы со упокоем пожити». Царь же «велможам своим волю дал и сердце им веселил… а земля и царство плакало и в бедах купалося». Рабство стало массовым явлением, а «в котором царстве люди порабощены, в том царстве люди и не храбры и к бою против недруга не смелы: порабощенный бо человек срама не боитца, а чти [чести] собе не добывает…». Переходя к русской действительности, Пересветов пишет об отсутствии «правды», т. е. справедливого закона. Отстаивая, как и Ермолай Прегрешный, интересы дворянства, Пересветов уповает не на реформы, а на царя, грозного и мудрого: «Не мочно царю без грозы быти; как конь под царем без узды, тако и царство без грозы». Пересветов повествует о «турецком царе» и на его примере доказывает, что без сильного войска невозможно ввести правду в государстве. Известно, к какому из двух советов склонился Иван Грозный. И что характерно, советчиком был человек с европейским опытом.

Присутствие партий, отстаивающих те или иные интересы длительного действия, несомненно на любом отрезке российской истории. Деятельность этих партий определяла развитие страны, но, как и национальная история России вообще, партийная история России пока не написана. Переступить давно заданные рамки отечественные исследователи пока не решились.

Автор «Истории России с древнейших времен» С. М. Соловьев констатирует, что к моменту прихода к власти Петра I русское общество было уже длительное время расколото между тремя партиями: партией старообрядцев, партией западников-реформаторов («Софьиной партией») и старомосковской партией. Последняя, во главе с патриархом Иоакимом, стремилась законсервировать официальное православие и московскую, к этому времени уже вполне имперскую, традицию, надежно отгородиться от любых внешних влияний.

В. Л. Махнач ясно видит четвертую партию, партию этатистов, т. е. проводников идеи бюрократического государства во главе с Нарышкиными. «Видимо, изначально они не были западниками, но стали ими в силу этатистского мышления, в силу того, что именно Запад предлагал образцы бюрократического правления», совершенно несвойственные России, утверждает историк. Несвойственные, и потому еще более соблазнительные. Тирания Петра (его мать Наталья была урожденная Нарышкина) не была классической тиранией, продолжает Махнач, «ибо исходила не из эгоистической тиранической воли, а из примата государства».

Носители политических идей всегда ищут и находят сторонников, склоняют общество к тому или иному образу действий. Особенно легко активность партий прослеживается в России с 30-х гг. позапрошлого века – времени, когда общественная мысль начинает адекватно отражаться в литературе и журналах. Начиная с этой поры русские писатели и публицисты не дают нам ни малейшего повода усомниться в существовании в России нескольких партий – либеральной, консервативно-этатистской, монархической, сословно-элитарной, клерикальной и нигилистов.

Вызывающе осязаемо присутствие либералов. Иван Аксаков негодовал: «Целый сонм газет и журналов с самодовольной осанкой возглашает: «Мы – либеральная печать»». Чернышевский не упускал случая посмеяться в своих статьях над русскими либералами и печатно заявить, что ни он, ни вся «крайняя партия» не имеют с ними ничего общего. «Крайняя партия» Чернышевского – это те, кого советские историки стали величать «революционными демократами».

Либеральной в целом была и такая мощная общественная сила как земское движение, зародившееся в середине 1860-х гг. «Земцев» также постоянно называли партией.

Двумя выраженными партиями были, кроме того, западники и славянофилы. Славянофилы сами себя так не называли, они предпочитали название «Московская партия». Эта партия уже на излете своей популярности фактически залучила в свои ряды даже императора Александра III, в чем не оставляют сомнений ни его политические взгляды, ни художественные вкусы.

Характерен заголовок статьи знаменитого журналиста М. Н. Каткова из «Русского вестника» (№ 7, 1862) «К какой мы принадлежим партии?», характерен и такой отрывок из нее: «Вырвите с корнем монархическое начало… уничтожьте естественный аристократический элемент в обществе, и место его не останется пусто, оно будет занято бюрократами, демагогами, олигархией самого дурного свойства». Что-то слышится родное.