М Максимов - О Бруно Беттельгейме

Чего только там не творится, под этой завесой! Развращение личности идет сразу по нескольким направлениям -- воровство и секретность всегда ходят рука об руку, вор все время боится, что его "накроют". "Особо важная тематика" развращает и тем, что это -- своего рода закры-тый распределитель. Только дают там не колбасу, а уникальные приборы, новейшие компьютеры, доступ к любой информации. А ведь ученого так легко за все это купить. К тому же и лишняя десятка к зарплате не помешает.

Правда, за все это надо платить -- не всюду поедешь, в ресторан лучше не ходить, дочка познакомилась с иностранным студентом -- беда. Потому что у тебя -- форма. Нет, не военная,-- это форма секретности. В ней ты обещаешь, что не будешь разглашать секреты и встречаться с иностранцами. Почему нельзя встречаться? Составители этой формы точно знают, что каждый иностранец -- шпион. Но почему нельзя встречаться со шпионами? Считается, что всякий советский ученый -- предатель. Как только он увидит шпиона, так сразу начнет продавать ему секреты. Когда академика А. Д. Сахарова не пускали в Стокгольм получать Нобелевскую премию Мира, то аргумент был все тот же: он слишком много знает. Значит -- продаст. Хотя каждый, кто хоть один раз видел и разговаривал с Андреем Дмитриевичем, мгновенно ощущает, что этот ученый -- образец чести и достоинства. Но, увы, это редкое явление в нашей науке. Честь и достоинство -- атрибуты крепкой, хорошо выстроенной личности, способной защитить себя от давления извне.

Как мы видим, наука и нравственность -- вещи глубоко связанные. Ведь Истина происходит от Гармонии, а та, в свою очередь,-- от Красоты. Это все категории этические.

...Все, что я говорил до сих пор, относится к так называемой "перестроечной" публицистике. То есть читатель и без меня все это знает, а удовольствие получает только от самого факта публикации. Встаешь утром, раскрываешь газету -- ага, про лагеря пишут. Значит, перестройка не кончилась. Но нельзя доверять такое серьезное дело, как перестройка, газетам. Ее надо делать самому.

КНИИ -- кооперативный научно-исследовательский институт

Нас -- двадцать пять ученых-единомышленников. Составили программу научных исследований. Подробную, на несколько лет: тематика, планы, характер научной продукции, затраты. Получили госзаказ на выполнение этой программы и начали работать.

У нас -- особнячок, и чтобы каждому -- отдельный кабинет (не всегда есть возможность работать дома). А на столе -импортный компьютер. А еще -- помещение для семинаров, зал для проведения международных конференций.

Кроме нас -- еще двадцать пять сотрудников: техников, лаборантов, информационная служба. Есть и бухгалтерия. Но это -- своя бухгалтерия. В обычном НИИ как? Заходишь, они на тебя так смотрят, как будто это они тебе деньги платят. Приезжаешь из командировки -- зарплаты нет.

-- Где зарплата? -- спрашиваешь. -- На депоненте.

-- Так мне же детей кормить нечем.

-- А кому теперь легко? Мы не можем ждать, когда вы из командировки явитесь.

А у нас в КНИИ все поставлено на свое место -- с головы на ноги. Это мы на деньги, полученные на научные исследования, наняли бухгалтеров. Совсем другое отношение. Заходишь к ним, а у них специальный стол стоит и за ним -- милая девушка.

-- Вы в командировку в Беркли? -- спрашивает.-- Ни о чем не беспокойтесь. Утро вечера мудренее.

Глядь, а наутро у тебя на столе -- все документы и билет туда и обратно. Ничего удивительного: валюту на компьютеры и командировки мы сами заработали, поставляя нашу научную продукцию за рубеж. Она не ворованная, своя. Иначе не продашь.

Заходишь в другую комнату -- там другая милая девушка.

-- Меня,-- говорю,-- вот эти статьи очень интересуют. И даю ей списочек.

-- Ни о чем не беспокойтесь,-- отвечает.-- Утро вечера мудренее.

Глядь, а наутро на столе -- копии этих статей лежат. Ну чудеса! Только написал статью, а наутро она уже опубликована в кооперативном научном журнале. И что самое приятное -- на ней под твоей фамилией написано большими буквами: КНИИ "Прима".

А кто же это все устраивает? По всем президиумам, госкомитетам бегает, договора пробивает, особнячок арендует и ремонтирует, бумагу и скрепки добывает? Да еще тысячу разных чудес на день совершает, о которых мы и ведать-то не ведаем? Это -- наш управляющий. Ясно, мы его не голосованием выбирали. Мы его на рынке управляющих достали. Есть такой рынок. Хороший управляющий дорого стоит, который похуже -- подешевле. Хороший -- это значит, он уже несколько КНИИ на ноги поставил, в люди вывел. За таким управляющим все гоняются, рвут из рук. Чего же за него голосовать -- он сам своей работой за себя голосует. Да и то сказать, ведь не выберем же мы чемпиона мира по шахматам голосованием.

И опять -- у нас все наоборот. Как будто КНИИ и НИИ -- все равно, что мир и антимир. Этот управляющий не нами управляет, а для нас управляет. А мы ему за это деньги платим, из тех, что нам государство на научные исследования отпустило.

Ну, конечно, и в антимире свои плюсы есть. Работаешь ты или ваньку валяешь -- все равно тебе первого немножко денег дадут. И шестнадцатого еще немножко дадут. Жить можно. А в нашем мире ты сам за все отвечаешь. Сам себе тематику выбрал и план составил, сам управляющего и главбуха нашел, сам себе зарплату определил. И если где ошибся, сам будешь без штанов ходить и зубы -- на полку.

Вот так и живем. И мы уже не одни. Есть КНИИ "Бозон" -это физика, "Алгоритм" -- это информатика, "Катализатор" -химия, "Альфа" -- лингвистика, "Форум" -- это историки изучают Римскую империю времени упадка. Скоро у нас будет и своя кооперативная Академия наук. Не верите? И я не верю. Одно из главных условий перестройки -- все надо делать осторожно, постепенно, бесконечно малыми приращиваниями. Никаких резких движений, толчков -- не то, упаси бог, все к-а-а-а-к...

Поэтому отложим пока кооперативный институт, а организуем сначала кооператив программистов. Небольшой, человек на пять. И примерный устав уже есть, и соответствующее постановление Совмина, и большой завод, которому позарез нужны наши программы. Итак, вперед!

О законах

Мы -- в Моссовете, в комиссии по кооперативам. Огромная комната, напоминающая концертный зал. Где-то там, вдалеке -сцена, на ней за столом сидит председатель комиссии -- высокий красивый мужчина лет сорока пяти, копна седых волос, орлиный взгляд. Изысканно одет -- прекрасно сидящий костюм, белоснежная сорочка, галстук.

А в партере -- двести кооператоров! Незабываемое зрелище: двести совершенно разных живых людей, которые жаждут самостоятельной деятельности, которые готовы еще раз, может быть последний, лично попробовать Это удивительно! Кажется, семьдесят, лет их учили: сиди тихо, если высунешься---сразу узнаешь, где раки зимуют. Так нет же, стоит только немножко потеплеть, 'как они опять откуда ни возьмись появляются -живые. В них еще не все уничтожено. Их можно использовать как терапевтическое средство: тот, кто потерял всякую веру, должен прийти сюда и посмотреть на эти лица. В них -- наше будущее. (Жаль только, что пока почти нет молодых лиц. Я не знаю статистики, но мое чисто зрительное впечатление: им в среднем столько же, сколько и мне,-- пятьдесят.)