Юрий Трубин - Листая страшные страницы

В свое время США взяли под свой контроль банановые республики Центральной Америки. Понятно, что это не способствовало их независимости, но драться между собой без разрешения «Дяди Сэма» было уже нельзя.

Россия всегда очень ценила и несколько ученически относилась к германской, французской и итальянской культурам. Видела свой интерес именно в них, а не в германских посредственных по плодородию землях или итальянских виноградниках.

Итак, стабилизирующая общую ситуацию сверхмощная Россия, казалось бы, не противоречила идеям общеевропейского развития.

Однако не станем спешить.

Конец ХХ века слишком наглядно продемонстрировал, что идея мирного гражданского состояния и общего человеческого пространства отнюдь не является самой привлекательной. Пример тому бывшая Югославия, народы которой предпочли омерзительную бойню разумному сосуществованию. И мало кто ныне жалеет о пролитой крови, жалеют в основном, что мало пролили чужой.

Украинские и белорусские националисты живут сейчас лишь идеей сепаратизма, исключительностью своей национальной культуры и ненавистью к чужой.

Нужно сказать, что и русский национализм всегда был очень близок к известной германской формуле «Uber alles!» (Превыше всего!), причем в самом уже начале славянофильской идеологии. Бесспорный ее исторический лидер Алексей Тимофеевич Хомяков главным своим занятием почитал дискредитацию западноевропейской цивилизации, католичества и, в особенности, протестантизма. Но если немецкие, французские или английские националисты того и последующего времени пытались аргументировать свое национальное превосходство конкретными историческими делами, в России этим не затруднялись и, на манер иудаизма, попросту апеллировали к богоизбранности. Божественное назначение России, как публично заявлял Достоевский, заключается в том, чтобы «дать исход европейской тоске в своей русской душе».

Смелая мысль, прямо скажем. Тем более, что в Европе тоску эту никто не ощущал и на предмет «исхода ее» к России не обращался.

«Нет, мы все равно вам ее дадим!» — упорно настаивали славянофилы всех поколений.

А как?

На этот счет не было ни конкретных программ, ни даже отдельных мыслей. Зато была поэтическая картина, нарисованная все тем же талантливым Хомяковым.

На огромных пространствах взлетают и парят «малые» славянские орлы. Парят и ждут. Вот, дождались: вверх и над ними взмывает совершенно гигантский русский орел. Всеобщая радость и ликование!

В поэтическом смысле у Хомякова все это выписано красиво, приятно для русской души. Но только вот как должен воспринимать эту сцену венгр, швед или немец? Орлы — не ласточки. А ну, заклюют?

— Ну что вы, что вы! Мы ж мирные хлебопашцы!

— Вот и пашите, — советовали «из-за бугра».

Россия, естественно, страшила всегда своим возможным преобладанием. А преобладание «чужого», каким бы общим спокойствием оно не сопровождалось, всегда пугает народы больше, чем угроза потери отдельных жизней в военных схватках. «Чужое» — значит, уже не «мы».

Поэтому угадать, какие именно оккультные силы, защищая свои интересы, «помогли» Аракчееву, практически невозможно. И это необязательно европейцы. Европа под эгидой России, конечно же, не устраивала ни арабов, ни Азию. А в этих регионах оккультные традиции и соответствующие им школы всегда были чрезвычайно сильно развиты.

Но и революционный развал России, как мы уже видели, тоже, а может быть, еще более не устраивал. «Волна выше всяческого человеческого роста» действительно захлестнула бы не только Россию, потому что передел распавшихся ее территорий между Европой и Азией мог дать толчок началу мировых войн уже к середине прошлого века.

Аракчеев продолжал свои эксперименты после 1812 года. И «странные», собиравшиеся по России люди разглядели надвигающуюся декабристскую грозу. Но, видимо, было поздно. Исторический поезд уже набрал свою скорость. Они разглядели также и многое другое, в далеком будущем… Тогда-то, видимо, Александр I понял всю безнадежность российской исторической траектории. В печати не только двадцатого, но и прошлого века писали о том, что он отнюдь не умер в 1825 году в Таганроге, а имитировал свою смерть, чтобы уйти в православное «старчество», объявившись потом в Сибири под именем праведника Федора Кузьмича. Сейчас можно более определенно сказать, что именно так оно и было, а обеспечивал операцию «ухода» всесильный граф Алексей Андреевич.

С этого же времени начинается и завершающий жизнь Аракчеева период жестокой меланхолии, глубокого и мрачного во всем разочарования, приведший его, по сути к тому, что в психологии называется «развалом личности».

Как мы уже отметили в предыдущей главе, и резкое преобладание отдельного национального менталитета, и образование на мировой карте крупных «черных дыр» влечет за собою большую опасность. Последнее же всегда связано с замедленным или чересчур своеобразным развитием народов и территорий. И то и другое отличало российскую историю, определив, в конечном итоге, так называемый «русский вопрос».

Политически впервые во всем объеме его поставил Фрэнсис Бэкон. Тот самый, чьим пером написаны так называемые шекспировские произведения. Но этот человек помимо феноменального образования и эрудиции был знаменит еще и принадлежностью своей к розенкрейцерам. Совсем не масонам.

Розенкрейцеры (роза и крест) — самое загадочное из объявлявших себя публично секретных обществ, которое, несомненно, очень давно существовало в Европе, но официально заявило о себе Манифестом, активно распространявшимся в начале 1600-х годов.

В отличие от масонов, которые апеллируют к дохристианским источникам знания и нередко допускают агрессивные выпады против Иисуса Христа, розенкрейцеры подчеркивают безусловную свою к нему приверженность. Но весь подтекст Манифеста намекает на то, что они рассматривают себя как параллельную с ним силу. И хотя ни в коем случае не претендуют на превосходство, заявляют о явно недостаточной и не всегда правильной работе христианской церкви в деле гуманного прогресса цивилизации. Розенкрейцеры много пишут о гуманизме, но опять же дают понять, что это совсем не простая штука. Цель Манифеста, как сказано там, объявить человечеству, что в нем живут любящие, заботящиеся о нем силы. Они могут позвать, и каждый должен быть к этому готовым.

Про общество «Розы и креста» на Западе существует огромная литература. Однако все написанное не объясняет главного — кто же они такие. Возможно, нам до некоторой степени удастся здесь пролить свет. В частности, и при рассмотрении исторического «русского вопроса». Но важно предварительно указать на следующую деталь.