Олег Матвейчев - Повелительное наклонение истории

Ну и что, могут возразить, поговаривают, что Солженицын — консерватор, он и не собирался давать новые истины, он напоминает старые. Полно! Весь консерватизм Солженицына столь же лубочный, ненастоящий, как и его псевдостарорусский язык.

Консерватизм, например, немыслим без веры… Казалось бы, по этой части у нашего «божьего меча» все нормально… Неустанно напоминал он о своем христианстве, да и все его поклонники из постсоветской России, которые обрели веру, сделали из Солженицына чуть ли не идеолога. Этих постсоветских людей легко понять, им нужно мировоззрение. В советском, коммунистическом мировоззрении они разочаровались, в либерально-демократическом еще раз разочаровались уже в 1990-е годы… Что остается из этой «троицы» Нового времени (либерализм, социализм, консерватизм)? Остается консерватизм. Поэтому в России начала XXI века такой невиданный спрос на консерватизм и такой невиданный религиозный подъем! А тут и Солженицын в самый раз! Кто еще так вдохновенно воспевал старую Российскую империю и критиковал февральских да октябрьских революционеров? Не случайно и хоронят Солженицына в Донском монастыре, куда недавно перенесены останки консерватора-философа Ильина, не случайно и самый модный религиозный журнал «Фома» посвящает Солженицыну чуть ли не номер, и слова «пророк» там звучат на каждой странице. Искренне жаль всех наивных верующих людей, которые купились на фальшивую солженицынскую бороду и такую же фальшивую религиозность.

Начнем с того, что верующий воцерковленный человек узнается по языку. Дело в том, что он каждый день читает молитвенное правило, Библию, жития святых, псалмы, раз в неделю на службах слышит много молитв, акафистов и прочего. Естественно, хочет того или нет, он вплетает в свой язык характерные обороты, сыплет цитатами и аллюзиями. Даже Сталин, во всевозможных речах на партийных съездах постоянно вплетал характерные обороты то из Ветхого Завета, то из посланий Апостолов. Оно и понятно: человек воспитывался в религиозной семье и учился в семинарии, а это никакой идеологией не выбьешь.

Солженицын рос в стране воинствующего атеизма, его никогда никто из близких не видел ни за молитвой, ни в церкви, ни за чтением Евангелия, поэтому в его книгах начисто отсутствуют и соответствующие аллюзии. Что касается редких цитат, они как правило даны с грубейшим искажением смысла, да и часто с неправильными ссылками, что невозможно для воцерковленного человека. Ссылается, к примеру, на «Евангелие от Матвея», пишет, что стих 52, а там их всего 46.

Да что там Евангелие! Троице-Сергиеву Лавру, святое для каждого православного место, он называет «Троицко-Сергиевской лаврой»! Вы можете представить профессионального физика, который фамилию Эйнштейна пишет как Витгенштейн, Крузенштерн или Эйзенштейн? Нет? Вот так же невозможен и православный человек, который пишет «Троицко-Сергиевская лавра».

На этом можно было бы даже и точку поставить в вопросе о религиозности Солженицына, но есть масса других фактов, наводящих на размышления. В годы своего самопиара, перед высылкой, когда рассылал открытые письма во все общественные организации и журналы, он не постеснялся написать открытое письмо Патриарху и даже поучил Святейшего уму-разуму, обвинил слегка, посудил чуть-чуть. Вот какой православный человек!

Еще Солженицын получает в 1983 году английскую, то есть протестантскую, премию «за вклад в развитие религиозного сознания». Премия мало известная, но в два раза больше Нобелевской. Хорошо обеспечивают атлантисты своих агентов!

Пожалуй, одним из самых авторитетных православных богословов XX века был Александр Шмеман: не найти ни одного православного интеллектуала, кто бы не уважал этого человека. Как и всякий потомок эмигрантов и антикоммунист, поначалу он восхищался Солженицыным, но после нескольких встреч охладел к нему. Вот строки из его дневника:

«Итак, снова четыре дня с Солженицыным, вдвоем, в отрыве от людей. Почти ровно через год после «горной встречи». Эту можно было бы назвать «озерной», столько озер мы видели и «пережили». Постепенно мысли и впечатления приходят в порядок. На днях «на досуге» постараюсь «систематизировать».

Продолжаю после обеда. Какой же все-таки остается «образ» от этих четырех дней, в которые мы расставались только на несколько часов сна? Великий человек? В одержимости своим призванием, в полной с ним слитности — несомненно… Но (вот начинается «но») — за эти дни меня поразили:

1) Некий примитивизм сознания. Это касается одинаково людей, событий, вида на природу и т. д. В сущности он не чувствует никаких оттенков, никакой ни в чем сложности.

2) Непонимание людей и, может быть, даже нежелание вдумываться, вживаться в них. Распределение их по готовым категориям, утилитаризм в подходе к ним.

3) Отсутствие мягкости, жалости, терпения. Напротив, первый подход: недоверие, подозрительность, истолкование in malem partem.

4) Невероятная самоуверенность, непогрешимость.

5) Невероятная скрытность.

Я мог бы продолжать, но не буду…

В эти дни с ним у меня все время было чувство, что я «старший», имею дело с ребенком, капризным и даже избалованным, которому все равно «всего не объяснишь» и потому лучше уступить («ты старший, ты уступи…») во имя мира, согласия и с надеждой — «подрастет — поймет…». Чувство, что я — ученик старшего класса, имеющий дело с учеником младшего класса, для которого нужно все упрощать, с которым нужно говорить «на его уровне».

Из запомнившихся разговоров:

— нелюбовь к Тургеневу (о других писателях не говорили, о чем теперь жалею: так хотелось узнать об его отношении к Достоевскому и Толстому);

— «я сейчас Америку наказываю…»;

— Израиль сейчас наш союзник. Насколько нужно бороться с «еврейским» духом нашей интеллигенции, настолько же важно поддержать Израиль;

— страшно понравилась Франция. Никогда не думал, что это такая пустая (в смысле — безлюдная) и тихая страна и всюду в ней хорошо;

— «платоновщина» (синоним неправильного, ложного подхода к России — Андрей Платонов);

— про отдельных людей в России: «Это мои, те не мои…»;

— в свободной России я буду в стороне отдел, но руководить ими «направляющими статьями». В этом — то есть в призвании руководить и направлять — ни малейшего сомнения;

— семья, дети не должны мешать. «Что это вы все женам звоните?»;

— с эмиграцией — каши не сваришь;

— Николай Второй — преступник (отречение). «Нуда, его расстреляли, но разве его одного расстреляли?»;

— Солидаристы — «провинциальны»;