Автор неизвестен - Медицина - Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача

— Ты имеешь в виду, что то, что осталось от желудка, было огромных размеров, так? Ведь мужику сделали резекцию желудка… Продолжай.

— Ну, мы отрезали еще часть желудка, повыше, сделали почти тотальную гастрэктомию, оставили только часть большой кривизны желудка. Потом…

— Стоп! — подняв руку, я резко остановил его, мой мозг настаивал, что я ослышался, в это трудно было поверить.

— Ты сказал, что вы опять вслепую отрезали часть желудка? И вы не выполнили гастроскопию, не осмотрели двенадцатиперстную кишку? Он же кровит из сосуда в двенадцатиперстной кишке, его вы так и не нашли на первой операции, когда выпихнули меня оттуда. Вы это понимаете?

Радецки смотрел на меня, его глаза сузились.

— Да я-то понимаю. Почему вы на меня кричите? Идите и кричите на Сорки! Он считает, что пациент кровит из-за геморрагического гастрита. Вы же его знаете: «Тампон сюда, тампон туда… Степлер здесь, степлер там… Посмотри на часы — тридцать минут! Как я быстро управляюсь!»

— Что сейчас с пациентом?

— Плохо, он потерял много крови.

— Если сейчас же не открыть двенадцатиперстную кишку и не прошить кровоточащий сосуд, он помрет. После перенесенного инфаркта его сердце не выдержит скачков давления.

Радецки пожал плечами, как резидент он знал, что такие «мировые проблемы» должен решать хирург-специалист.

Многие видели в Сорки лидера. Печально. Высокомерная задница. Я мог только догадываться, чего он наговорил сегодня жене мистера Пеллегрино, слава Богу, что мне не пришлось разговаривать с ней в прошлую пятницу. Радецки прав, эта история принимала такой оборот, когда лучше держаться от нее подальше. Но я понимал, что уже вовлечен в нее независимо от результата.

К концу недели мы получили еще один фатальный исход: мистеру Пеллегрино сделали третью операцию, а затем его сердце положило конец экспериментам. Он скончался 10 октября в шестнадцать с четвертью.

— Что скажете, доктор?

Мистер Поттс лежал на кушетке для обследований. Я снял с него калоприемник, опорожнил его в таз и погрузил короткий ректоскоп в колостому.

— Вчера я заметил свежую кровь в калоприемнике. У меня кровотечение?

Прежде чем ответить, я тщательно осмотрел колостому.

— Ничего не вижу, все нормально, источник кровотечения может быть где-нибудь выше, надо взять другой эндоскоп.

Я положил грязный металлический тубус в таз и взглянул на обезображенный рубцами живот мистера Поттса. Были видны контуры кишечника с большим дефектом мышц брюшной стенки. Рубцы на животе — следы тяжелых операций. Хирург смотрит на них глазами механика, удовлетворенного отремонтированной машиной. Рубцы безобразные, но человек-то жив! Эти рубцы свидетельствуют об архисложных трудностях, преодоленных благодаря нашей изобретательности и настойчивости, и в результате спасена еще одна жизнь!

Да, я спас когда-то жизнь мистеру Поттсу, однако накануне я чуть не погубил его… Мистер Поттс, пожилой афро-американец, в прошлом служащий суда, оказался моим первым сложнейшим пациентом в Парк-госпитале. При попытке взять у него биопсию из опухоли прямой кишки я перфорировал кишку. На следующее утро он буквально умирал от тяжелого калового перитонита. После многочисленных операций по поводу этого перитонита он выжил, а несколько месяцев спустя мы удалили ему прямую кишку, пораженную раком.

Мистер Поттс мог бы подать на меня в суд и выиграть дело, но он не сделал этого. Думаю, меня спасла от суда возникшая между нами взаимная симпатия. Через три года злокачественная опухоль появилась в легких. Он отказался от химиотерапии, но приходил ко мне на прием каждые несколько недель без предупреждения, и это была единственная привилегия, в которой он нуждался. Мы оба знали, что жить ему осталось недолго.

Мистер Поттс поднялся с кушетки и натянул брюки. Я заметил, что на ремне не хватает дырочек, чтобы брюки держались как следует на исхудавшем теле.

— Доктор, мне нужен какой-нибудь стимулятор. Его желание ужаснуло меня.

— О, мистер Поттс, все, что вам нужно, — завести подружку!

Это была моя дежурная шутка, мистер Поттс никогда не был женат.

— Я очень быстро устаю. Недавно ходил слушать «Отверженных» на Бродвее, но уснул во время первого акта.

Это плохой признак для поклонника музыки и знатока оперы.

Я выписал рецепт и проводил мистера Поттса до лифта. Его темные налитые кровью глаза смотрели на меня спокойно, мне хотелось коснуться его и обнять. Двери лифта закрылись за ним, как створки объектива, острый и яркий луч света пробился под дверью, как только кабина лифта проскользнула в бездну. Я разглядел свое отражение в холодных металлических плитах, преграждающих путь к темной и пустой шахте, полированный алюминий по диагонали пересекала царапина. Поттсу уже ничем не помочь, и я понимал, что не в последний раз переживаю такое расставание.

Вернувшись в терапевтическое отделение, я приступил к осмотру пациентов, ждущих консультации.

Полупарализованному в результате инсульта восьмидесятилетнему старику было рекомендовано оперативное наложение гастростомы. Усадив пациента, я поднес к его рту ложку воды, он с удовольствием проглотил. Зачем ему оперативная или эндоскопическая гастростомия? Все, в чем он нуждается, — это терпеливое кормление из ложки. А почему бы не установить ему тонкий назогастральный зонд для кормления измельченной пищей? «Показаний для гастростомии нет», — написал я в консультативном заключении, зная, что через пару дней кто-нибудь все равно выполнит ему гастростомию. Очередная ненужная операция и растраченные впустую деньги.

Если бы страховые компании имели об этом хоть малейшее понятие, миллионы долларов были бы сэкономлены. «Разве мы можем допустить, чтобы пациент голодал?» — обычное объяснение подобной ситуации. А иногда оно звучит так: «Частный пансионат не возьмет его (или ее) без гастростомы…»

Следующая пациентка была в еще более плачевном состоянии. Три месяца назад я делал ей оперативную ревизию брюшной полости и общего желчного протока по поводу распространенного рака поджелудочной железы. Тогда я провел спиртовую блокаду чревного сплетения, устраняющую постоянную боль в спине. Теперь она лежала с инфицированным венозным катетером, установленным для проведения химиотерапии. Я побеседовал с ее дочерью, но не смог ни в чем ее убедить.