Автор неизвестен - Медицина - Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача

— Мне надо идти, я позвоню тебе.

Вечером Вайнстоун позвонил мне домой, его голос звучал спокойно и размеренно, голос человека, привыкшего к подчинению. Таким я его знал.

— Это говорит Лоренс Вайнстоун, как дела, Марк?

— Спасибо, все в порядке, как здоровье вашей мамы?

— Она в коме, мы сейчас находимся рядом с ней, похоже, ей не дотянуть и до утра. Вообще-то я звоню по другому поводу. Ты слышал, что они получили твои списки?

— Какие списки?

— Какие списки, разумеется, твои.

«Вот так новость… как будто кто-то скальпелем вспорол мне живот».

— Доктор Вайнстоун, уточните, пожалуйста, у кого они оказались? — «Черт возьми! Как они их раздобыли?»

— Слушай, Марк, — начал он рассказывать, — вчера после обеда Фарбштейн срочно вызвал меня к себе, мне пришлось оставить мать и приехать к нему. Они ждали меня с Ховардом, показали копии твоих списков, один касался Сорки, другой Манцура. Фарбштейн спросил меня: «Как это называется, можете объяснить? Нам известно, что это дело рук Зохара, вы видели эти списки, сколько у него еще?»

— Что вы им ответили?

— Я вернул им списки, не взглянув на них, и попросил оставить меня пока в покое, мне было трудно сосредоточиться, я торопился к матери.

— Ну и?..

— И ушел. Сколько раз я просил тебя быть осторожней! Теперь думай, как у них оказались эти списки, — он говорил так отчетливо и монотонно, как будто цитировал официальный документ.

— Я был вчера у Кардуччи, у Манцура будут большие проблемы.

— Ты говорил с ним о Сорки?

— Да, придется сдавать и его, у нас нет другого выбора, теперь, когда все открылось и у них есть доказательства, надо поставить в известность Кардуччи и передать ему документы Сорки. Люди Сусмана, может быть, уже копаются в вашем кабинете, пока мы здесь говорим, вы ведь знаете его темные связи.

— Что ты предлагаешь?

— Давайте я зайду завтра к Кардуччи с копией дела Сорки.

— Сколько у тебя копий?

— У вас две, одна у Раска и у меня две, одну папку я отдам Кардуччи.

— Хорошо, позвони мне завтра.

— Да, конечно.

— Спокойной ночи.

За окном царил приятный июльский вечер, в комнату проникал теплый и сухой воздух, лишенный удушливых примесей Нью-Йорка. Цветущие растения и свежая листва защищали нас от внешнего мира, и я представлял себя в горах Адирондака. Только несмолкающий грохот хайвэя напоминал мне об огромном мегаполисе.

— Кто звонил? — спросила Хейди, перелистывая женский иллюстрированный журнал о здоровом образе жизни.

— Это был Ларри, у него умирает мать, — ответил я, переворачивая гамбургеры на газовом гриле и любуясь видом свежей петрушки, лежащей между ломтиками красного мяса.

— Они обнаружили мои списки.

Последнее замечание Хейди пропустила мимо ушей, она даже не подозревала, о чем я говорю.

— Мать Вайнстоуна умирает с тех пор, как мы приехали в Нью-Йорк, и всегда поправляется, эта старушка — крепкий орешек.

— Сейчас все действительно серьезно, Ларри сказал, что она не дотянет до утра, он прекрасный сын, очень заботливый. Ты поняла, о чем я говорил? К ним попали мои списки!

Хайди не реагировала, ее волновал наш ужин.

— Смотри не сожги, почему ты всегда подсовываешь мне обугленные подметки вместо гамбургеров?

Я откупорил бутылку красного вина и наполнил бокал.

— Ты будешь?

— Может быть, но позже, у меня диетическая кола. Что за списки? Я думала, ты отдал их парню из управления штата.

— Фарбштейн и Ховард получили копии всех моих списков с осложнениями Сорки и Манцура. Полный набор с именами пациентов, номерами историй болезней, диагнозами и комментариями о показаниях к операции и правильности лечения. Ты представляешь?

— Как они их достали?

— Списки хранятся только в моем домашнем компьютере и на нескольких дискетах, которые у меня всегда с собой. Перед встречей с Кардуччи мне нужно было распечатать несколько копий на принтере, который стоит в приемной.

— Серая мышка Анн сделала это?

— Не думаю. Она сидит вместе с Беверли. Я ушел, а принтер, должно быть, продолжал печатать. Беверли передала им списки, больше некому.

— На прошлой вечеринке Беверли прямо-таки вилась вокруг Вайнстоуна, совершеннейшая секретарша, которая обожает своего босса.

— Мне кажется, она презирает Вайнстоуна, просто до последнего времени ей было выгодно работать с ним. Наверняка это она передала списки, завтра мы все узнаем.

Я совсем забыл про гриль и вскоре заметил голубоватый дымок, потянувшийся от гамбургеров.

— Марк, посмотри на дым! — Хейди засмеялась, наблюдая, как я в спешке пытаюсь спасти пригоревшие гамбургеры.

— Опять они сгорели…

Вытащив гамбургеры из огня, я отнес их к столу. Который раз я пережариваю мясо!

— Беверли мне всегда казалась слишком дружелюбной и чересчур вежливой, — рассуждала Хейди. — Интуиция меня не обманула. Она мне подсказывает, что не нужно слишком доверять Вайнстоуну, он тоже какой-то скользкий.

Мясо было очень вкусным, несмотря на то, что подгорело. Я снова наполнил бокал вином и набил трубку шотландской смесью «Давидофф». Свежий воздух, красное вино, хороший табак — жизнь прекрасна! Не пора ли мне на пенсию?

— Вино слишком кислое! — пожаловалась Хейди.

— Завтра мне снова идти на Манхэттен, отдам дело Сорки Кардуччи.

Она сделала глоток вина и поморщилась опять.

— Какая гадость, дай мне, пожалуйста, кока-колу.

Я выполнил ее просьбу и продолжил ужин, не обращая внимания на недовольные взгляды жены.

— Неужели тебе все не надоело, сколько лет это будет продолжаться? Сорки, Манцур, Фарбштейн, Ховард, бесконечная возня, манипуляции. Теперь ты стал доносчиком. Почему ты, а не другие? Ты не можешь просто ходить на работу, заниматься делом, писать статьи и оставить весь этот хаос?

Я слушал жену с притворным благоговением, в последнее время она повторяет одно и то же все чаще и чаще. Выпустив клуб дыма, я пригубил «Латакия блэнд».

— Ты меня знаешь, ведь я не так прост, не все могут меня вынести. У меня сложный характер вечного оппозиционера, человека, создающего постоянные проблемы другим. Мой острый ум, хороший багаж знаний и отличная медицинская логика вступают в противоречие с так называемым эмоциональным разумом, и тогда начинаются трудности. Вот такой я интересный человек.

Хейди рассмеялась:

— Как хорошо ты о себе думаешь. А тебе не стыдно доносить на людей, тебя совесть не мучает? Они могут все потерять, а у них есть жены, дети. Ты никогда не задумывался над этим?

Я отломил кусочек брынзы, спрыснул его оливковым маслом и отправил ломтик в рот, с красным вином это было то, что надо.

— Сочувствую ли я Манцуру и Сорки? — переспросил я, пережевывая и проглатывая брынзу. — Есть ли у меня хоть чуточку сострадания к ним? Нет, совершенно нет, я считаю их тяжелыми психопатами. Я наблюдаю за ними уже четыре года. С Манцуром мы почти не разговариваем, он обращается ко мне только в том случае, если ждет от меня какой-то выгоды. А что с меня взять? Сорки выглядит вроде вполне нормально, ты видела его на вечеринках. Он очень общителен, когда подвыпьет, мы иногда даже перекидываемся парой фраз о женщинах, о выпивке. Меня смущает холодный блеск в его глазах. Что это — патологическое расстройство личности, семейные проблемы? Мне их не жалко, они же миллионеры, сделавшие состояние на своих жертвах. Если они потеряют сейчас лицензии, у них хватит денег на сотню лет вперед!