Владимир Бушин - Это они, Господи…

Очень давно, когда «Литературная Россия» еще называлась «Литература и жизнь», мне довелось напечатать там статью о языке романа Даниила Гранина «После свадьбы». Я писал, что язык бедноват, порой неточен, неряшлив, изобилует однообразными речениями уж очень простецкого пошиба, а иногда автор употребляет просто не те слова, что нужно. Например: «слёзы затопили(!) всё её лицо» … жена «потакает каждому слову(!) мужа» (потакают поступкам, желаниям, а слову можно лишь поддакивать)… «он приехал напрочь(?!) в деревню»… «невозможно понять эту женскую аппаратуру(?!)» и т. п.

Читая и слушая Гранина в нынешнюю пору, не могу отделаться от мысли, что с возрастом болезнь молодости у него обострилась, и писатель иногда либо говорит не то, что хочет сказать, либо не понимает, что говорит.

Например, в январе прошлого года со страниц «Литгазеты» он заявил: «Советская жизнь исчезает, не оставляя о себе воспоминаний, примет, даже материальных памятников». Крайне странно! Почему — не оставляя? Да зашел бы в любой книжный магазин — все полки забиты воспоминаниями. Кто их только не пишет теперь! Вон даже критик Б. Сарнов, мой однокашник по Литинституту, накатал несколько томов по 600–700 несъедобных страниц. А куда девались хотя бы такие «материальные памятники» советской жизни, как заводы, железные дороги, метро, больницы, театры? Хотя многое сцапали волосатые лапы хищников, но не исчезло же это, и час придёт, всё вернём.

Дальше еще удивительней: «И мы этот уход советской жизни воспринимаем с удовольствием — мол, слава Богу!». Кто «мы» — Гранин с Новодворской? Где он видит удовольствие — на ряшке Чубайса?

Но в ноябре того же года в той же «ЛГ» друг Новодворской писал совсем иное: «Советская жизнь ушла. Ушла во многом не от разума. Мы глупо поступаем в отношении к советской жизни…». Что, прозрел человек за десять месяцев или просто уже забыл свои недавние заявления? «Стыдно, что мы перечеркнули советскую власть и оттолкнули от себя». И опять — кто «мы»? Если вы отталкивали вместе с Горбачевым и Яковлевым, перечеркивали заодно с Ельциным и Путиным, то так и признайся, а народ мой и меня лично к этому подлому делу не приплетайте. И вовсе не стыдно вам, а страшно, ибо возмездие рано или поздно настанет.

И странное дело, подобные противоречия в мыслях, словах и оценках, такие «нестыковки» и сумбур особенно часто случаются у Гранина в рассуждениях о Великой Отечественной войне, о наших победах и поражениях, о судьбе солдат.

В свое время вездесущая телебалаболка Сорокина вздумала сварганить фильм о войне. А почему нет? Пишут же об этом её друзья Радзинский и Млечин, из коих первый не знает даже, кто во время войны был наркомом обороны, а второй патроны называет пулями. Рассуждают же о том, как надлежит реформировать армию, её собратья Немцов и Явлинский, никогда в армии не служившие. И она смастачила чудо-фильмок.

Там в первом же кадре появляется Даниил Гранин и уверенно объявляет: «По всем данным, войну с Германией мы должны были проиграть». Я сразу и подумал: понимает он, что сказал? Это по каким же «данным»? По историческим? Но Россия всегда изгоняла захватчиков. По экономическим? Но СССР к 1941 году стал могучей мировой державой. По отсутствию патриотизма в народе? Об этом и говорить смешно. Остаётся разве что один довод — арифметический: коли Германия разбила войска чуть ли не дюжины стран Европы, в том числе Дании, потеряв при этом одного солдата, то как же она может не одолеть еще одну, 13-ю по счету, — Россию?! Это излюбленная мысль Гранина, он и на страницах юбилейного номера «Новой газеты» вложил её в уста какого-то безымянного «старика с кошелкой»: «Как мы сумели победить, ума не приложу!».

Да, мы победили. Как же это случилось? Гранин уверяет: «Войну выиграла не армия, а народ!». И опять вопрос: он соображает, что вытащил из дырявой кошелки своей памяти? Ведь это разделение и противопоставление нелепо! Разве армия — не народ? Или она у нас состояла из наёмных швейцарцев? Или Жуков, Василевский и Рокоссовский командовали толпами с вилами, косами и серпами? Представьте себе, Гранин уверяет, что сам видел, как ленинградцы шли на фронт с косами. Ну подумал бы старче хотя бы о том, где в городке взять кос в 1941 году пусть на один батальон? И что можно было делать косами на фронте — танки косить?

«Всегда (!), — говорит писатель, — правда о войне меняется». И дополняет это открытие еще и таким всеохватным афоризмом: «Каждая (!) война рано или поздно становится грязной». По поводу второго афоризма, полагая бесполезным углубляться в него, заметим только, что, следовательно, Гранин считает себя участником Грязной войны, а я, как и миллионы моих сограждан, был на Великой Отечественной.

Что же до первого афоризма, то как его понимать — меняется правда о войне, т. е. сама суть, или её оценка, восприятие? За два века, что кардинально изменилось в правде, допустим, о войне Двенадцатого года? Я знаю только три факта. Первый: Солженицын в своем полубессмертном «Архипелаге» уверяет, что «из-за полесских болот и лесов Наполеон так и не нашел Москвы» (т.1, с.387). Ну, это кардинально! А недавно объявился «известный историк» Евгений Понасенков, который на вопрос «Почему Наполеон бежал из Москвы?» заявил: «А он и не планировал оставаться». Так чего ж он припёрся чуть не со всей Европой? А. Видите ли, «перед началом военных действий Наполеон не ожидал отступления русских: разведка сообщала о готовящемся их наступлении». Как известный Резун сейчас талдычит о плане нашего наступления в 1941 году. Уже понятно, с кем имеем дело. Что дальше? «Но время шло, впереди маячила осенняя слякоть…». Какая осенняя слякоть? На дворе стоял благодатный июнь. «Деваться было просто некуда: проблему-то решать надо. И (24 июня) Наполеон начал гибельную погоню за русской армией» (Аргументы недели. 1 сент. 2010). И проблема гибели своей армии была успешно решена: через Неман на Москву храбро двинулось около 600 тысяч свободолюбивых европешек, а обратно бежали через реку тысяч 50 без артиллерии и конницы, всех лошадей нежные европешки сожрали. Таков у Понасенкова второй факт.

Ну, а у Гранина — третий. Однако, точнее, у него не о войне, а о романе «Война и мир»: «Французы для Толстого были не только оккупантами, но и людьми, которые страдали, мучились». Сударь, назовите хоть одного француза из романа, который, грабя и убивая русских, страдал бы да мучился. «Толстой относился к французам как к несчастным людям, втянутым в кровопролитие». Хоть один пример несчастного захватчика! Хоть одну цитатку о сочувствии Толстого ко втянутому супостату! Право, такое впечатление, что известный писатель до 85 лет так и не прочитал великий роман, но где-то нахватался благостно-розовых, умильно-пошлых представлений о нём. Не у Хакамады ли?