Газета Завтра Газета - Газета Завтра 335 (18 2000)

Впрочем, претензия на власть в Малгобекском и Сунженском районах Ингушетии, а также в части приграничных с ними районах самой Чечни предъявляют и еще более мелкие "самостийники". Ведь здесь, по обе стороны межреспубликанской границы, проживают две этнические группы вайнахов, сами себя ни к чеченцам, ни к ингушам не относящие. Это так называемые "ортсхоевцы" (карабулаки) и "мелхистинцы". "По паспорту" все они числятся чеченцами, являясь в рамках традиционной родо-племенной системы, "переходными тейпами" между чеченскими и ингушскими родами. Племенная верхушка этих тейпов, опираясь на весьма боеспособные НВФ (у "ортсхоевцев" — особо отличившиеся в прошлую войну при обороне родного Бамута) вынашивает идеи создания на "спорной" территории своих собственных микрогосударств. Впрочем, единого мнения о том, будут ли они "независимы" или станут "самостоятельными субъектами Федерации" среди энтузиастов данной идеи пока нет — все зависит от политической и военной конъюнктуры. Само собой, что ни Аушев, ни Гантамиров со товарищи считаться с претензиями "мелкоты" не собираются, угрожая применить силу в случае попыток с их стороны создать собственные органы власти.

Насколько такие меры будут действенны — сказать сложно, но вполне вероятно, что без вмешательства Федерального центра они обречены на неудачу — слишком много развелось в Чечне и Ингушетии разного рода "полевых командиров", "отрядов ополчения", "тейповых авторитетов" и так далее. И у каждого — свои интересы. Гантамиров поносит (как конкурента в борьбе за гипотетический пост президента ЧР) Малика Сайдуллаева. Тот, в свою очередь, заигрывая с боевиками с одной стороны, кляузничает на Гантамирова Николаю Кошману. И оба вместе нападают на муфтия Кадырова (тот тоже в долгу не остается).

Подводя итоги, следует подчеркнуть, что несмотря на "операции по восстановлению российской государственности", осуществляемые нашими войсками, процесс "феодальной раздробленности" в регионе не только не тормозится, но и набирает силу. Ничего похожего на нормальный военный порядок в зоне боевых действий и вокруг нее не установлено.

Все указанные и многие другие "вайнахские авторитеты", словно гиены, уже грызутся за власть в Чечне, хотя ни Басаева, ни Хаттаба, ни самого Масхадова еще никто "со счетов не списал". А те только и ждут: когда же в Москве соберутся организовать "очередной хасавюрт", чтобы спуститься с гор и вырезать всех своих оппонентов. "Ичкерийский шакал" еще очень даже жив и добивать его придется именно и только Российской армии вкупе с иными "силовыми структурами". А всякого рода "помощнички", со свойственными им непомерной жадностью и амбициями, способны лишь ставить палки в колеса.

Даже сегодня, когда отошли в мир иной почти все его именитые недруги, а те, некогда молодые и борзые, что травили и унижали его по указке именитых, ныне полысели да пополнели, пообломали некогда бойкие перья, когда стараниями неутомимых альбатросов-исследователей и поддержкой верных боевых соратников, завеса тайн, наветов и запретов вокруг его имени наконец сдернута, — говорить и писать о нем все равно непросто. Слишком неординарный он был человек. Маринеско.

...В 30-м году Саше Маринеско было семнадцать лет. Он, курсант Одесского мореходного техникума, проходил практику на четырехмачтовом паруснике "Товарищ". И в один из солнечных черноморских дней — на спор ли, от избытка ли чувств, — Саша сделал стойку на руках на марсовой площадке мачты... Марсовая площадка во всей своей решетчатой изогнутости едва ли составляет два метра и находится в двадцати с лишним метрах над палубой.

Курсантов мореходных училищ, тех, кому предстояла двухмесячная морская практика на паруснике, уже загодя в месте приписки судна тренировали лазить по вантам, расходиться по реям и работать на них по уборке и закреплению парусов. Знаю по себе, как на первых порах подрагивали колени, руки боялись отрываться от спасительных скоб реи... Каким ненадежным и зыбким казался перт — канат, в который упирались наши башмаки-"гавы", и только по которому можно было двигаться вдоль реи... Работать на высоте 20-30 и более метров — нет, это непросто, к этому надо было привыкнуть, побороть в себе страх, чтобы уже в открытом море надежно выполнять доверенную тебе моряцкую работу, чтобы там в какой-то счастливый миг испытать наконец ни с чем ни сравнимое чувство единения с кораблем, парусами, высотой и выгнутым у горизонта морским простором!

Скорее всего, именно такие чувства испытал Саша Маринеско, когда играючи рискнул сделать стойку на марсовой площадке. И тогда капитан "Товарища", бывалый моряк Иван Эрнестович Фрейман, сказал юноше пророческие слова: "Хлебнешь ты, хлопец, много лиха, если не научишься обуздывать свои желания, свой характер!"

Осудил, но не списал с корабля. И строго "на будущее" предупредил.

Хотим мы того или нет, но в каждом из нас живут, бродят, действуют гены тех, кто дал нам жизнь. Маринеско — не исключение. Его отец — Иона Маринеску, румын, уроженец города Галаце — красивый и гордый человек, которого глодала вроде бы навек предопределенная бедность, угнетало социальное неравенство, но он мирился с этим, потому как служил на румынском королевском флоте, где дисциплина была строгой, а души и думы простых матросов нисколько не интересовали офицеров — боярских сынков. Так было до того самого случая, пока Иона Маринеску не столкнулся с одним из офицеров, которому не понравилось, как матрос при встрече с ним вроде бы не очень быстро отступил в сторону, и глаза его "изволили смеяться"... Офицер дал кочегару пощечину и тут же получил ответный удар. По одним сведениям, тоже пощечину, по другим — чуть ли удар по голове... Его тотчас арестовали и посадили в карцер. Трибунал должен быть скорым и беспощадным, но друзья-матросы помогли Ионе совершить побег...

Кто видел Дунай — знает, какая это полноводная и сильная река... Решиться преодолеть ее вплавь даже днем способен далеко не всякий, даже сильный и решительный. Иона Маринеску, преодолевая могучее течение, плыл через Дунай к Бессарабскому берегу ночью. Скрываясь от стражи и посторонних глаз, сумел перебраться в Одессу. Изменил имя, фамилию. На молдавский манер — вместо "у" в ее конце стал писать "о" — Маринеско, и все остальное совсем по-русски — Иван Алексеевич. Там, в Одессе, женился на украинке, которая родила ему сына Александра... От отца перенял смелость и прямоту. Он с детства был приучен говорить правду, какой бы неприятной для него она ни была. Довод отца был прост: "Близкие люди за правду не убьют, а только накажут. А чужим не ври, чтобы не подумали, что Маринеско — трусы!"