Н. Черушев - Удар по своим: Красная Армия: 1938-1941 гг.

Показания Картаева, данные им на предварительном следствии, мне известны.

Председательствующий оглашает выдержку из показаний Картаева о вредительской деятельности Пугачева (л.д. 252).

Подсудимый. Все это ложь. Чем объяснить, что Картаев дает против меня такие показания, я не знаю.

Председательствующий оглашает показания Стерлина, данные им на предварительном следствии (л.д, 258—260) о том, что ему, Стерлину, известно со слов Геронимуса и Груздупа об антисоветской деятельности Пугачева.

Подсудимый. Показания Стерлина я категорически отрицаю, как совершенно не отвечающие действительности.

Председательствующий оглашает показания Халепского, данные им на предварительном следствии (л.д. 261).

Подсудимый. Показания Халепского я также отрицаю.

Председательствующий оглашает показания Меженинова, данные им на предварительном следствии (л.д. 262) о том, что ему, Меженинову, известно со слов Тухачевского о принадлежности Пугачева к антисоветскому заговору.

Подсудимый. Никогда Тухачевский меня в антисоветский заговор не вербовал.

Председательствующий оглашает показания Лазаревича, данные им на предварительном следствии (л.д. 263—264) об антисоветской деятельности Пугачева.

Подсудимый молчит.

Председательствующий оглашает показания Примакова, данные им на предварительном следствии (л.д. 265) о том, что Пугачев в его присутствии (высказывал) правооппортунистические мысли.

Подсудимый. Показания Примакова совершенно не отвечают действительности. Я с ним никогда не разговаривал и никогда в жизни с ним глаз на глаз не был.

Председательствующий. Скажите, правильно квалифицируется комиссией ваше вредительство в академии?

Подсудимый. Нет, неправильно. Да и кроме того, я считаю данную комиссию неавторитетной.

В 14 часов председательствующий объявил перерыв.

В 14 часов 10 минут судебное следствие продолжается.

Председательствующий. Как понять Ваши показания, данные на предварительном следствии, в которых вы признавали себя виновным?

Подсудимый. Я уже говорил, по каким причинам я дал ложные показания на себя и других. Кроме того, мне на следствии было сказано, что если я дам с признанием показания, то моя жизнь будет сохранена. Я к великому моему стыду, дал такие показания.

Судебное следствие подсудимый ничем не дополнил и таковое объявлено законченным.

Предоставлено последнее слово подсудимому, в котором он сказал:

«В деле нет ни одного прямого показания, которое бы говорило за то, что я состоял в контрреволюционной организации. Я был и останусь честным гражданином своей Родины. Прошу это учесть при вынесении приговора».

В 15 часов 30 минут председательствующий объявил, что суд уходит на совещание.

В 16 часов 10 минут председательствующий объявил приговор.

Мера пресечения осужденному оставлена прежняя — содержание под стражей.

В 16 часов 14 минут председательствующий объявил судебное заседание закрытым».

В приговоре Военной коллегии говорилось:

«Предварительным и судебным следствием установлено, что подсудимый Пугачев, будучи арестован в 1931 году по обвинению его в участии в контрреволюционной организации в бытность его работы в Украинском военном округе, после освобождения его в том же году из-под стражи, он в 1932 году установил организационную связь с одним из активных участников антисоветского военного заговора Аппога, от которого принял задание проводить вредительскую работу в Военно-Транспортной Академии РККА, где он в то время работал в качестве начальника этой академии.

Таким образом, доказана виновность подсудимого Пугачева в совершении им преступлений, предусмотренных ст.ст. 58—7 и 58—

11 УК, а не ст. 58—1 «б» УК РСФСР.

На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 319 и 320 УПК РСФСР — Военная коллегия Верхсуда СССР

Приговорила:

Пугачева Семена Андреевича — лишить военного звания «комкор» и подвергнуть лишению свободы сроком на пятнадцать лет, с поражением в политических правах на пять лет, с конфискацией всего, лично ему принадлежащего имущества, с отбытием наказания в ИТЛ» 15.

Суд над Пугачевым, а затем последующая его отправка в лагерь пришлись на время начавшейся войны СССР с Финляндией. Этот фактор Семен Андреевич решил использовать в качестве последнего шанса, чтобы вырваться на свободу. Из Северо-Уральско-го лагеря (г. Верхняя Тавда) он в середине января 1940 г. пишет заявление на имя наркома обороны К.Е. Ворошилова:

«По пути в лагерь узнал о событиях в Финляндии. Прошу Вашего распоряжения о зачислении меня красноармейцем одной из частей Красной Армии, действующих на белофинском фронте и тем дать мне возможность использовать боевой опыт, а, если потребуется, то и ценою жизни доказать мою преданность партии и социалистической Родине и искупить единственную мою вину — постыдное поведение на следствии» 16.

Нет особой надобности говорить о том, что просьба Пугачева об отправке его на фронт, пусть даже в качестве рядового солдата, осталась без ответа. Через месяц, в своем новом обращении к Ворошилову, Семен Андреевич пишет:

«Я был уверен, что получу от Вас отклик на это свое обращение, вложенное мной в заказное письмо, переданное в установленном порядке для отправки жене, но ответа на свое ходатайство до сих пор не имею.

...Физически чувствую ссбя достаточно бодро, тяжести и лишения походной и боевой жизни сумею вынести, хотя за последнее время и наблюдается упадок сил на почве недостаточного питания, но думаю, что в нормальных условиях силы быстро восстановятся» 17.

Не получив поддержки от Ворошилова, кстати снятого с поста наркома обороны сразу же после окончания финской кампании, Пугачев делает новую попытку облегчить свою участь — в январе 1941 г. он отправляет заявление в адрес 18-й партийной конференции ВКП(б), адресуя его лично И.В. Сталину. Этот документ интересен уже тем, что в нем дается характеристика той среды, в которую попал С.А. Пугачев.

«...На мои заявления о неправильном осуждении на Ваше имя. Председателю Президиума Верховного Совета СССР тов. Калинину, Народному Комиссару Внутренних Дел т. Берия, Председателю Верховного Суда СССР, Прокурору СССР и Главному военному прокурору РККА с просьбой разобраться в моем деле на основании имеющихся документов, свидетельствующих о моей безусловно честной работе, я получил ответ от Главной военной прокуратуры РККА, что материалы по моему делу проверены, осуждение правильно и опротестованию не подлежит.

Такой анормально-бюрократический ответ и стремление отмахнуться от меня, как от назойливой мухи, со стороны одного из высших органов, назначением коего является наблюдение за органами правосудия, удовлетворить меня не может и ни следственные органы, ни Военная коллегия Верховного Суда, ни Главная военная прокуратура не могут убедить меня в моей преступности, когда совесть моя перед партией и Родиной чиста.