Дмитрий Менделеев - Познание России. Заветные мысли (сборник)

Здесь будет, кстати сказать, что Дмитрий Иванович относился всегда с большим сочувствием к так называемому женскому вопросу: к женскому высшему образованию и труду и доказывал это на деле. Еще в конце 60-х годов он читал лекции по химии на первых Высших женских курсах на Владимирской и устроил первую химическую лабораторию для практических занятий слушательниц у князя Кочубея.

В его университетской лаборатории работали Е. К. Гутковская и Гроссман.

В Палате мер и весов у него работали на штатных местах несколько женщин с высшим и средним образованием, и он очень ценил их работоспособность. Нечего и говорить о том, как сильно и глубоко любил Дмитрий Иванович свою семью, своих детей. Он говорил часто: “Чем бы и как бы серьезно я ни был занят, но я всегда радуюсь, когда кто-нибудь из них войдет ко мне”.

Он говорил также: “Много я в моей жизни испытал, но лучшего счастья не знаю, как видеть около себя своих детей”.

Но Дмитрий Иванович всегда любил и чужих детей всех возрастов. Дети служащих и сторожей в Палате мер и весов всегда бежали к нему, как только видели его во дворе; они знали, что у него найдется для них и ласка, и гостинцы в кармане: яблоки или конфеты. Каждое Рождество в продолжение многих лет Дмитрий Иванович на свой счет устраивал для детей служащих сторожей и рабочих в Палате мер и весов красивую елку с игрушками всем детям.

Обложка книги Д. И. Менделеева «Толковый тариф». 1892 г.

К служащим в доме его, гувернанткам и прислуге, он тоже относился заботливо и сердечно. Они все долгими годами жили у него. Он всегда принимал к сердцу и невзгоды, и радости их.

Несколько лет назад, как-то при мне Дмитрий Иванович пришел к обеду и сказал жене: “А у нас семейная радость. Михайла (его слуга) женится”. Он вообще любил больше семейных служащих и семейным в Палате мер и весов прибавлял по нескольку рублей жалованья.

Дмитрий Иванович любил также и животных: кошек, собак и птиц. Младшая дочь, когда была маленькая, чтобы доставить ему удовольствие, на время дарила ему свою любимую канарейку, и он забавлялся с птичкой и следил за тем, что она делает. Он очень любил также белого попугая, привезенного его сыном-моряком из Индии. Он любил кормить его кедровыми орехами и разговаривать с ним о чае.

Некоторые считали Дмитрия Ивановича скуповатым, но он не был ни скуп, ни жаден, он только понимал цену деньгам, был бережлив и в некоторых случаях даже расчетлив. Он с детства видел, как бились его мать и отец с маленькими средствами, как работала мать для добывания денег для семьи, и, конечно, заработав все своим трудом, понимал и ценил труд и деньги; но ни у него, ни в семье их не было никогда скопидомства и грошовых расчетов. Покупать вещи, книги, картины, рисунки, посуду, одежду, — все это он любил хорошее, первосортное, но терпеть не мог ни в чем так называемого мещанства и буржуазного вкуса.

Очень характерной чертой Дмитрия Ивановича во все время, как я его знала, было то, что он не любил, когда при нем про кого-нибудь говорили дурно, и всегда прекращал этот разговор. Он не любил еще, чтобы его благодарили, и убегал от выражений благодарности или кричал на благодарившего: “Да перестань… Глупости это все… И что там благодарить. Глупости, глупости”.

Некоторые говорили про Дмитрия Ивановича: “У него тяжелый характер”. Другие говорили: “У него беспокойный характер”. И третьи называли его львом в берлоге, который рычит, когда к нему войдешь. Но кто знал его близко и любил, тот знал, сколько доброты и мягкости было в душе этого большого человека.

…С тех пор как я знаю Дмитрия Ивановича, и до самых его последних дней он приблизительно вел дома все одинаковый, простой и труженический образ жизни.

Сон у него был вполне в зависимости от работы в данное время. Иногда он всю ночь работал и вставал тогда поздно, иногда рано ложился, но и вставал рано.

Спал Дмитрий Иванович очень крепко и почти без сновидений, и крепкий сон очень восстанавливал его силы. Он рассказывал, что раз за границей ночью в поезде случился пожар; началась беготня, шум, крики, поезд остановили, но Дмитрий Иванович спал так крепко, что ничего не слышал. Когда он проснулся утром, его сосед англичанин рассказал ему про пожар. “Что же вы меня не разбудили”,— сказал Дмитрий Иванович. “Зачем? Наше купе еще не горело”,— ответил англичанин.

В общем, Дмитрий Иванович вставал поздно: когда не читал лекций в университете, — часов в 11–12, а иногда и позже, потому что часто ложился не ранее 3–4 часов ночи. Он любил работать ночью, когда тихо, дети и семья спят, и ничто его не беспокоит. Утром еще в кровати он неизменно выпивал кружку теплого молока, которую ему ставили на столик около него, и потом вставал с постели.

Когда Дмитрий Иванович жил в университете, он спал в большой комнате, на желтом деревянном лакированном диване с тоненьким тюфяком, а позднее, на частной квартире, на Кадетской линии и на казенной квартире в Палате мер и весов, он спал уже на кровати, но с одним волосяным матрасом. В обеих последних квартирах спальни его были маленькие квадратные комнатки: он любил маленькие комнаты. Встав и умывшись, он уходил сейчас же в свой кабинет и там пил одну-две, а иногда три больших, в виде кружки, чашки крепкого, постного, не очень сладкого чаю. С чаем, он съедал или середину подковы с маком, намазанной маслом, или по два-три бутерброда с икрой, сыром, с ветчиной или колбасой. Поздоровавшись с семьей, он сразу садился работать и работал часов до 5–5 1/ 2. Последнее время он никогда почти не завтракал. Если погода была порядочная, он выходил погулять на 1/ 4или на 1/ 2часа. Он не любил гулять без цели и всегда ходил купить что-нибудь: сладкого, фруктов, рыбу, которую он любил, или игрушки, когда дети были малы, или книги для них.

Обедал он неизменно в 6 часов. Он любил всегда, если у них бывал кто-нибудь за обедом из родных или близких знакомых. Он был очень радушный хозяин.

Ел Дмитрий Иванович всегда необыкновенно мало: немного бульона или ухи, кусочек рыбы или котлету, несколько ложек какой-нибудь каши. У него были свои излюбленные кушанья, им самим для себя придуманные: отварной рис с красным вином, ячневая каша, гречневая каша крутая или размазня, поджаренные на масле лепешки из вареного риса или геркулеса. И этот пищевой режим, эта умеренность продлили его жизнь почти до 73-х лет. Вина он пил всегда мало: полстаканчика легкого красного кавказского вина или бордо. Иногда он пил немного сидру, иногда любил пить домашний квас. Последнее время он совсем почти не пил вина.

За обедом Дмитрий Иванович бывал иногда очень мил и разговорчив, часто говорил о том, над чем работал в это время. Сладкого блюда он никогда почти не ел и часто уходил из-за стола ранее конца обеда. Он целовал жену в лоб и шел к себе в кабинет, откуда присылал с приходившими к нему детьми сладкого или фруктов для всех. У него всегда были запасы десерта для семьи. Если в гостях бывал мужчина, Дмитрий Иванович ждал, но довольно нетерпеливо надо сказать, когда тот кончит третье блюдо, и говорил, забавно морщась, если был в духе: “Ну, пойдемте ко мне… Довольно вам с дамами тут любезничать. Пойдемте, пойдемте, батюшка”.