Олег Гусев - Древняя Русь и Великий Туран

Тем временем, те миссии, которые Риччи успел основать во время своего долгого продвижения в столицу, также процветали, несмотря на периодические гонения. В Шаочжоу, Нанкине и других местах было теперь гораздо проще работать, потому что влиятельные друзья Риччи в Пекине сами имели влиятельных друзей в этих городах» [116] Дубровская Д.В. Там же, стр. 1104-105. .

Как же замечательно плотно «упаковали» мозги иезуиты, много потрудившиеся в XVII–XVIII вв. в Китае, российским историкам, начиная с Бичурина-Иакинфа и кончая А.П. Окладниковым и Л.Н. Гумилёвым. Гуннов-хуннов ведь до сих пор не могут найти. Ну, никаких следов!

«Перешагивая через тысячелетия, подходим к эпохе Великого переселения народов. Кочевники гунны впервые приносят в Европу разрушение, прокладывают путь, по которому потом пойдут страшные полчища Батыя и Тамерлана. В IV в. уже нашей эры они добираются до Восточноримской империи и опустошают её. На обломках раздавленной ими империи — последнего оплота Древнего мира начинает расти новая эпоха в истории человечества — эпоха средневековья. Но гуннское нашествие — не просто миграция одного народа, пусть далёкая и массовая. Она всколыхнула многие народы Средней Азии, она бурей прошла через южнорусские степи, сдвинула со своих мест кочевые племена Южной России, она и в Западной Европе нарушила старые государственные границы и перекроила этническую карту.

За переселением гуннов последовали многочисленные переселения других народов, поэтому эпоха с III–II в до н. э. по IV в. н. э. называется эпохой Великого переселения народов. Она изучена хорошо, многочисленные источники — среднеазиатские, византийские, грузинские, армянские, латинские — повествуют о гуннах и переселениях других народов подробно и обстоятельно, основываясь на этих источниках, историки написали много трудов. Используются в них и археологические материалы, хотя гунны почти не оставилини в Средней Азии, ни в Южной России ни в Западной Европе памятников, которые достоверно можно было бы сейчас увязать с их пребыванием там. Их пока не могут найти, несмотря на самые тщательные археологические поиски» [117] Алексеев В.П. Там же, стр. 252–253, выделено мной. — О.Г . .

Работы по «Новой Хронологии» группой исследователей из МГУ во главе с Фоменко А.Т. и Носовским Г.В. принимаются в штыки «специалистами» от истории РАН РФ. Но ведь НХФ-Н — лишь продолжение замалчиваемой ранее борьбы за пересмотр сфальсифицированной истории человечества. У истоков этой борьбы в Западной Европе — Исаак Ньютон, а в России — Николай Александрович Морозов. Книга честного исследователя Валерия Павловича Алексеева «В поисках предков» — эпизод в этой борьбе. Как видите, ранее широких публикаций по НХФ-Н другие учёные, в отличие от А.П. Окладникова и Л.Н. Гумилёва, задумывались: а были ли гунны вообще!

В.П. Алексеев — известный советский палеонтолог и археолог, автор добротных научно-популярных книг (в том числе по древней истории Сибири), современник Л.Н. Гумилёва. Однако книг В.П. Алексеева нет в списках литературы, использованной Окладниковым и Гумилёвым, но зато в наличии начало всех начал — китайские исторические хроники в переводе И.Я. Бичурина или какой-то другой фальсификат. Лев Николаевич поиграл в «испорченный телефон» — только не с малыми детками, а с негодяями от «истории».

Как тут не вспомнить Козьму Пруткова: «Тот, кто вместо “рубль, корабль, журавль” говорит “рупь, карапь, журавь”, тот, наверное, скажет: “колидор, фалетор, куфия, галдарея”».

Может быть, В.П. Алексеев не авторитет для Гумилёва в силу личной неприязни; и такое в среде «специалистов», увы, процветает. Однако, что же это ни Гумилёв, ни Окладников и иже с ними не изучили хранящуюся в архиве АН СССР рукопись многотомного исследования русского учёного-энциклопедиста Н.А. Морозова «Новый взгляд на историю Русского государства в его допечатныи период», в которой, в частности, подвергается серьёзной критике «научное» наследие Бичурина-Иакинфа?

Николай Александрович приводит прямо-таки убийственные примеры «научных» подтасовок из книги Бичурина «Всеобщая история», основанной на переведённых им же «китайских» хрониках. Когда пекинские иезуиты в 1807–1821 гг. подсовывали хроники о. Иакинфу, то они, «естественно», скромно умалчивали о том, что сами же их и сочинили.

Но не увидеть их топорной работы мог только изменник Родины, в течение 14 лет всласть попивший и поевший с этими самыми иезуитами за счёт российской казны! В знак справедливости моей оценки личности Бичурина я процитирую фрагмент из вышеназванного труда Н.А. Морозова, относящегося к русскому Дальнему Востоку. Вот Бичурин-Иакинф во «Всеобщей истории» описывает, как город Бянь (Кайфын) — столицу дальневосточных чжурчженей, ониже «нючжени», — много месяцев осаждают свирепые монголы (в скобках внутри цитат — комментарии Н.А. Морозова):

«В городе обнаружилось неудовольствие и ропот. Ньючженьский государь, услышав об этом, в сопровождении шести или семи конных поехал за ворота… За это время от недавнего дождя сделалось грязно… В скором времени прибыли к нему министры и прочие чиновники. Подали ему параплюй, но он не принял и сказал: “В армии все ходят под открытым небом: для чего же мне иметь параплюй?”».

Но, что же это такое, читатель! Ведь параплюй— это французское слово parapluie — зонтик! Значит, нючженьский царь говорил по-французски, или оригинал первоисточника этой китайской летописи был на французском языке! Ведь сам Иакинф Бичурин никогда не назвал бы зонтик параплюем, если бы это слово не стояло в его подлиннике…

И вот я теперь спрашиваю: каким же образом попало в китайскую хронику 1232 года французское название зонтика — параплюй, т. е. отражатель дождя? Разве не было для зонтика у китайцев самостоятельного названия? Подумать, что сам Бичурин, при его наивности, подобно мадам де-Курдюковой, непроизвольно перемешивал русский и французский языки — невозможно. Скорее можно подумать, что он при своём семинарском и духовно-академическом образовании, «обратившись лицом к востоку», а «спиной к западу» (как, впрочем, и большинство востоковедов), совсем не знал французского языка, и потому принял французское слово в имевшейся у него китайской рукописи за монгольское, и оставил его без перевода…

Но в таком случае и автор (т. е. Бичурин. — О.Г .) самой китайской «Всеобщей истории» пользовался для неё не исключительно китайскими, а также и французскими летописями. Значит, и сама эта «Всеобщая история» может быть действительно не национальной монголо-китайской, а всеобщей историей земных народов, принятой за историю мифических китайских провинций, исключительно благодаря китайскому рисуночному письму, при котором нельзя изобразить иностранных имён, не перерядив их в китайские костюмы…