Газета Завтра Газета - Газета Завтра 964 (18 2012)

Ларуш написал не просто некие отдельные работы, он создал определённую систему. Опровергать систему значительно сложнее, чем спорить по отдельным вопросам. Ларуш возглавляет эффективно работающий исследовательский центр, который подвёл под его идеи солидную фактологическую базу. Поэтому значительную часть выводов Ларуша трудно оспорить. В этой ситуации многие интеллектуалы делают простой, как им кажется, ход: они отбрасывают Ларуша как нечто несерьёзное, не понимая, что тем самым подписывают акт интеллектуальной капитуляции. Реакция многих западных интеллектуалов и учёных на Ларуша — это на самом деле реакция на него истеблишмента, тех сил, в грязных секретах и истоках власти которых он копается. Странно, если бы люди, являющиеся научно-интеллектуальной обслугой этих сил, восторгались Ларушем. О том, что он может быть укором совести этих людей, я уже не говорю.

Что утверждает Ларуш? Что реальная власть — это тайная власть, многие секреты современности уходят в эпоху рубежа XV-XVI веков. Что есть некие наднациональные структуры, которые управляют историческим процессом или, как минимум, направляют его. Ларуш совершенно верно фиксирует роль Венеции и Ост-Индской компании в развитии современного мира, его господствующих групп. С этим не поспоришь, «кто не слеп, тот видит».

К.Б. Второй вопрос, который из этого же вытекает. Достаточно часто те самые интеллектуалы, которые отказываются обсуждать идеи Ларуша, помимо слова «маргинал» упоминают и слово «фашист». Как это понимать?

А. Ф.Конечно же, Ларуш — никакой не фашист. «Фашист» — это идеологический ярлык, которым определяют тех, с кем не поспоришь, но кого нужно удалить из дискурса. Точно так же обстоит дело с ярлыками «антисемит» и «расист»: критикуешь Израиль или хотя бы пишешь о международном еврейском капитале — ты антисемит; говоришь о том, что белая раса — единственная, чья численность сокращается (а это абсолютная правда), — ты расист. Ларуша обвиняют в фашизме только за то, что он критикует «демократическую», а на самом деле либерально-тоталитарную систему Запада. Это свидетельствует о подмене реального научного анализа политиканством. Интеллектуалы, которые называют Ларуша фашистом, не заслуживают того, чтобы их называли интеллектуалами.

К.Б. Абсолютно согласен. Некоторые говорят о влиянии троцкизма на становление Ларуша.

А. Ф.Я об этом ничего не знаю. Могу сказать лишь то, что троцкизм в последней трети ХХ в. оказал значительное влияние на часть американского правящего и интеллектуального слоёв. Он усилил их глобальное видение и ориентацию на революционные, а точнее, насильственные действия в глобальном масштабе. Но только не в левых, а в правых целях. Не случайно среди американских неоконов так много бывших троцкистов. Как говорил Сталин, диалектика: пойдёшь налево, придёшь направо. И есть некая злая ирония истории в том, что главный помощник Обамы Аксельрод — правнук Троцкого. Судя по тому, что пишет Ларуш, кое-что из классового подхода ему не чуждо.

К.Б. Насколько лично вы согласны с Ларушем? Правда ли, что вы фактически пришли к тем же выводам, но с иных позиций?

А. Ф.Анализируя социально-исторические процессы, в какой-то момент я пришёл к выводу о том, что в середине XVIII в. в Европе произошёл великий эволюционный перелом: история из преимущественно стихийной стала преимущественно проектно-конструируемой. Это не значит, что до середины XVIII в. не было групп и сил, пытавшихся, причём нередко — успешно, направлять её ход. Однако в середине XVIII в. появились три фактора, которые внесли качественное изменение в исторический процесс. Это начало формирования массового общества, небывалое усиление финансового капитала и резкое усиление общественной роли информационных потоков. Попробуйте управлять общиной, кастой или полисом — структурами, укоренёнными в традиции и ведущими себя как коллективный социальный индивид. Другое дело — массы, т. е. атомизированно-агрегированный человеческий материал, массовый индивид, которым легко манипулировать; выход масс на сцену истории предоставил огромные возможности манипуляторам. Это первое. Второе: резко усилившаяся борьба за гегемонию в мировой капиталистической системе между Великобританией и Францией, военные нужды других государств, а также начавшаяся индустриализация колоссальным образом стимулировали развитие в XVIII в. финансового капитала, подготовленное XVII веком (от создания в его начале Standard Chartered Bank Барухов до создания в его конце английского Центрального банка). XVIII век — это такой рывок в развитии финансового капитала, который не снился ни Барди, ни Перуцци, не говоря уже о Фуггерах и Медичи. Третье: информационный бум XVIII в., который позволил «паковать» информацию и использовать её для воздействия прежде всего на элитарные группы. Классический пример — «Энциклопедия», с помощью которой в течение нескольких десятилетий французская элита морально была подготовлена к принятию революции. Иными словами, в середине XVIII в. произошло соединение Вещества (массы), Энергии (денег) и Информации (идей). Сплетённые в тугой узел эти субстанции оказались под контролем определённых групп, которые в течение нескольких десятилетий подготовили ситуацию и человеческий материал для эпохи революций (1789–1848).

При этом не надо думать, что проектно-конструкторская эпоха истории — это всегда триумф конструкторов-проектировщиков. Есть ещё такая штука, которую Гегель называл «коварством истории». Например, те силы, которые планировали свержение самодержавия, уничтожение России и использование революции в России для сокрушения всех преград на пути капитала, вряд ли могли предположить, что команда Сталина поломает проект «мировая революция», спутает карты левым (Коминтерн) и правым (Фининтерн) глобалистам, реализовав проект «социализм в одной, отдельно взятой стране», восстановит империю в виде мировой системы социализма и оттянет глобализацию («венециизацию») мира почти на сто лет. Другое дело, что действия Сталина со товарищи были выражением законов и логики развития большой системы «Россия», которую на тот исторический момент глобалисты по ряду причин не смогли пересилить. Вывод: конструирование истории — это схватка проектов, систем и элит, которую советская элита сталинского образца выиграла, а послевоенного — проиграла. Проиграла, потому что по мере интеграции с середины 1950-х годов в мировой рынок утрачивала глобальное видение.

Джон Ле Карре как-то заметил, что у русских были великие шпионы, но не было великого шпионского романа — они его не создали. Перефразируя мастера, замечу: в СССР были игроки глобального масштаба, по крайней мере, до начала 1950-х годов, но так и не был создан советский роман глобально-политического жанра — за одним исключением. На излёте сталинской эпохи Николай Шпанов написал два масштабных романа о тайнах мировой политики 1930–1940-х годов — «Поджигатели» (1950) и «Заговорщики» (1952). Ушлый Юлиан Семёнов призывал писателей учиться у Шпанова «огромности темы, исторической насыщенности». Не научились, в том числе и из-за отсутствия спроса у правящего слоя. Сегодня Шпанова могли бы назвать конспирологом — и это при том, что у него вполне марксистский подход к объяснению тайных мировых механизмов; впрочем, здесь нет никакого противоречия.