Итоги Итоги - Итоги № 20 (2012)

Проекты и прожекты

Впрочем, не секрет, что присутствие звезды не всегда гарантия успеха. Вброшенный в культурное пространство незадолго до Пасхального фестиваля проект «Египетские ночи» порадовал вроде бы блестящей идеей: забытую сюиту Прокофьева на текст Пушкина представляли Чулпан Хаматова и Евгений Миронов. Однако художественный результат воображения не потряс. Понятно, что редкое сочинение выдержит купирование частей, ведь «Египетские ночи» хорошенько укоротили. Но стоит напомнить: Московская филармония уже несколько сезонов показывает великолепные «Сказки с оркестром», далеко-далеко ушедшие от привычных на этом поле простеньких «Пети и Волка». Так вот музыку и сказку тут представляют не сюсюкающие филармонические дамы, а актеры уровня, например, Аристарха Ливанова. «Холодное сердце» Гауфа в том абонементе читал Дмитрий Назаров, а звучали Вагнер, Малер, Орф. «Алису в Стране чудес» Кэрролла исполнял Юрий Стоянов под музыку Бриттена, Шнитке, Шостаковича. А «Синюю птицу» Метерлинка в чтении Евгении Добровольской сопровождала плеяда французских авторов от Мессиана до Равеля. Любой выбор из этого списка для Пасхального фестиваля мог быть как минимум не хуже.

Жаль, что небо никакой дирижерской палочке не подчиняется. Когда несколько лет назад маэстро Гергиев со своим уникальным коллективом показывал Москве «Бориса Годунова» в живых декорациях Кремля, погода тоже не благоволила. В этом году на финальный open air Пасхального в столице капал дождь, но людей на Поклонной было не меньше обычного. Не знаю, кто и как смог их подсчитать, но со всеми оговорками общедоступный концерт в День Победы собирает более трехсот тысяч человек ежегодно. Да, успешность фестиваля не определяется количеством слушателей, а польза от музыки вовсе неоценима. Но каждый год, разбирая итоги Пасхального, остается убеждение, что делается — чуть лучше или чуть хуже — очень важное, очень нужное дело. Кому неочевидно, пусть кинет камень.

Лучшие друзья девушек

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Балет

Премьера «Драгоценностей» Баланчина в Большом театре

Придуманный в 1967 году Джорджем Баланчиным этот балет при рождении не претендовал на подтексты. Легенда гласит, что творец увидел витрину ювелирного магазина и подумал о камнях с разным характером. Сюжет он придумывать не стал, но составил балет из трех разных частей, которым что-то вроде сюжета приписывают. Первая часть на музыку Габриэля Форе облачена в зеленое, включая костюмы и одежду сцены, называется «Изумруды», и в ней проглядывает парижский шик вместе с парижским вниманием к деталям. Вторая, на угловатую музыку Стравинского, одета в красное, зовется «Рубины» и, как принято считать, отражает плохо скрытую агрессию Нью-Йорка с его бойкой «красотой по-американски». Третья — «Бриллианты» на музыку Чайковского — блистает ослепительным белым и как будто ностальгирует по России: отец американского балета Баланчин к моменту постановки давно не жил в родном Петербурге. В «Бриллиантах» при желании легко вычитать тоску по строгим невским набережным и паркам с их коваными оградами и — дальше — по дореволюционному имперскому миропорядку, где все подчинено канону. Нет в мире приличной балетной труппы, не мечтавшей бы взять такое в репертуар, но немногие способны. Даже скромный в мечтах Большой умудрился получить кусочек и несколько лет танцевал «Рубины» в наборе с чем-нибудь. Теперь театр созрел и даже испросил у Фонда Баланчина разрешения на новое оформление.

Стильная пожилая красотка, балерина Баланчина Мэррилл Эшли, в числе трех других американских специалистов передававшая оригинальный текст «из ног в ноги», поведала журналистам, что балерины Большого многое делают не так, как она привыкла, но все же хороши. Добавим: и обильны — Большой выставил по три состава солистов на каждую часть, и, хотя никакого секретного оружия в лице новичков не обнаружилось, выглядели все достойно. Ничуть не вульгарными «рубинами» смотрелись Нина Капцова и Андрей Болотин, а Екатерина Крысанова и Александр Волчков выглядели хорошо ограненными «бриллиантами».

И жить бы Большому да радоваться, но... Зря он получил добро на новое оформление. Видно, очень уж хотелось театру освоить изрядный бюджет. А в результате декор мешал артистам танцевать, а зрителям — смотреть. Отношения «обертки» и «начинки» в балетном театре традиционно напряженные, но в случае с Баланчиным, всегда приносившим вторичное в жертву танцу и музыке, получился просто конфуз. Очень много цветных камней. Очень много вульгарных расцветок. Много блеска, кричащего богатства и неизбежно следующей за ними бессмыслицы. Звучит крамольно, но даже оригинальные, весьма умеренные в смысле блеска костюмы Барбары Карински порой выглядели излишеством для насыщенного балетного действа. Сейчас же «улучшенные» до невозможности каменьями пачки оттянули зрелище от тонкой гармонии музыки и движения в сторону ее величества Вещи. Так что у гламура — праздник. Вряд ли театр добивался именно этого, хотя, может быть, я ошибаюсь.

Принцы Госплана

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Вышла книга Фрэнсиса Спаффорда «Страна Изобилия»

Плановая экономика, в общем, никогда не казалась российским авторам достойной темой для поэтического высказывания. Со времен оттепельных романов Аксенова и Гладилина мало кому удалось всерьез проникнуться идеей пятилетки за четыре года, рекордными сроками строительства очередной ГЭС или, скажем, нормами выработки вискозного волокна на каком-нибудь заводе в Воронежской области. Для нас, наследников Страны Советов, вся эта проблематика подернута серой пленкой тошнотворного абсурда. Мы генетически не способны разглядеть в унылом кафкианском безумии прогнозируемого товарного дефицита красоту и величие первоначального замысла. Нас не трогают и не вдохновляют ни победы, ни разочарования, ни поражения на «плановом» пути (как мы теперь знаем, трагически тупиковом).

Нас — нет, а вот англичанина Фрэнсиса Спаффорда, счастливо лишенного персонального опыта в этой области, вполне себе да. Его книга «Страна Изобилия» — поэтичная и в то же время достоверная попытка воссоздать панораму советской жизни с точки зрения экономики социалистического планирования. На самых разных уровнях — от прекрасной и безумной идеи, рождающейся в мозгу профессора-математика в конце 30-х годов, до почти детективной истории с поломкой новенького станка на прядильном заводе — Спаффорд разворачивает перед нами перспективу эпохи, когда торжество принципа «от каждого — по способностям, каждому — по потребностям» казалось делом ближайшего будущего.