Итоги Итоги - Итоги № 20 (2012)

Визит Хрущева в США и история любви двух юных конъюнктурщиков-комсомольцев, Американская выставка в Сокольниках и расстрел «мясного бунта» в Новочеркасске, работа по созданию ЭВМ и роды в советской больнице, мечты биологов из Академгородка и косыгинские реформы — действие книги Спаффорда охватывает конец 50-х, 60-е и самое начало 70-х годов. Определить ее жанр практически невозможно: фокус авторского внимания непринужденно переносится из головы предсовмина, грезящего о мирном соревновании с Западом, на крышу здания, откуда вот-вот откроют огонь по трудящимся, оттуда — еще выше, на некие абстрактные небеса экономической науки, а оттуда стремительно вниз, в голову простого советского инженера... Наряду с вымышленными персонажами в «Стране Изобилия» действуют реальные исторические лица (иногда они укрываются за прозрачными псевдонимами), а эмоциональные и экспрессивные диалоги героев соседствуют с фрагментами едва ли не академическими по тону. Сам автор в предисловии категорически отрицает документальность своей книги, однако в конце приводит многостраничный список литературы и подробнейший комментарий, объясняющий происхождение в тексте каждой, даже самой маленькой детали.

Документальный роман? Гуманитарный нон-фикшн? Что-то третье, еще не получившее устойчивого наименования?.. Так или иначе, именно чересполосица сюжетов и ракурсов вместе с широчайшей палитрой интонаций и стилей создает внутри книги Спаффорда ощущение колоссального простора и объема, превращая «Страну Изобилия» в подлинную эпопею — захватывающую, масштабную и полифоничную. Взгляд из-за рубежа на нашу сравнительно недавнюю историю оказывается одновременно и доброжелательным, и пронзительным. Ухитрившись рассмотреть прекрасное, трагическое и волнующее в плановой экономике СССР — там, где мы привыкли видеть лишь усыпляющую скуку, Фрэнсис Спаффорд возвращает нам значительный кусок нашего собственного прошлого. Поэтому адекватной реакцией на его книгу будет, пожалуй, самая искренняя благодарность — и читательская, и чисто человеческая.

Предписано петь

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Опера

Продолжается IV Международный конкурс оперных артистов Галины Вишневской

Шесть лет назад этот конкурс стал самой обсуждаемой новостью московской музыкальной жизни. Прежде постоянным вниманием к молодым голосам отличался только Конкурс имени Чайковского, но после череды скандалов доверие к нему пошатнулось, и он до сих пор отмывает свое доброе имя. Конкурс Вишневской начался как будто бы с чистого листа, но не совсем так: шлейфом к нему прилагалась профессиональная репутация Галины Вишневской, умевшей и не боявшейся петь.

От мероприятий такого рода он отличается очень внятным регламентом. Молодым певцам предписано исполнять только оперный репертуар, никаких романсов, переложений, камерных упражнений — нужно не только показать свои технические возможности, но и продемонстрировать умение войти в роль. Для артиста оперы это крайне важно.

Учредили эту историю по инициативе Галины Павловны Министерство культуры России, департамент культуры Москвы и Центр оперного пения Галины Вишневской. По общему согласию сошлись на формате биеннале, раз в два года, — все равно таланты родятся не чаще. Соревнование проходит в четыре этапа: сначала отбраковка по видеозаписям. Потом два тура под аккомпанемент фортепиано, на которых претендент исполняет оперные арии с непременно одной русской. Наконец, третий тур в сопровождении симфонического оркестра — и тут тоже непременно нужна одна отечественная ария.

В трех предыдущих конкурсах участвовали больше 800 певцов со всего света, и победители востребованы на лучших сценах от Большого и Мариинского до театров Вены и Парижа. Четвертый по счету конкурс обещает поддержать традицию. К 15 апреля закончился предварительный отбор, следующие два тура пройдут в Центре оперного пения 17—20 мая, а 22-го на сцене МАМТа состоится финальный раунд, по итогам которого наградят новых лауреатов. Как водится, женские и мужские голоса оценят отдельно, и наградной конверт варьируется от 150 до 450 тысяч рублей, не считая шести оригинальных спецпризов. Но это только первый уровень успеха. Заглянуть дальше помогает список членов жюри, в котором заседают восемь руководителей известнейших мировых оперных институций. Например, кастинг-менеджер театра «Ла Скала» Илиас Цемпетонидис или президент Равеннского фестиваля Кристина Маццавиллани Мути. Возможно, конкурсантам-счастливчикам повезет с предложениями, от которых они не смогут отказаться.

Сидеть не вредно?

/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Вышел в свет сборник «Лимонка» в тюрьму», составленный Захаром Прилепиным

Широкого читателя эта книга привлечет, скорее всего, не столько сенсационностью темы, сколько вынесенным на обложку именем Захара Прилепина — бесспорной суперзвезды русской словесности. Однако не стоит обольщаться: перу хедлайнера в ней принадлежат лишь две страницы вступления, в то время как все остальное — причудливое и неоднородное собрание тюремных записок, тюремных стихов и тюремной же прозы последнего десятилетия.

Что имели в виду издатели, задумывая этот сборник, ясно не вполне. Из предисловия и аннотации следует, что все его авторы — сплошь узники совести, однако на практике это не так. Среди участников проекта есть и самые обычные «сидельцы» (выпил — поругались — двинул стулом — попал за колючку), и те, про кого сразу не разберешь, за что они на самом деле сидят — за кражу со взломом или за ультралевые убеждения. Из разнородности авторов следует и разница — чтоб не сказать разношерстность — интонаций, подходов, взглядов, качества текстов.

В принципе сравнивать свидетельства «политических» и «уголовников», играть с оптикой взгляда кому-то, может быть, и интересно. И те и другие излагают массу поучительных вещей. Как попасть в тюремную «больничку», как грамотно начать и закончить голодовку, как сделать из зажигалки рукоятку для заточки, что почитать на досуге и как не сойти с ума от тесноты и регулярных шмонов. Это богатый архив знаний, коллективное достояние, процветающая субкультура.

И все же общий месседж книги ускользает от понимания. Не поэтизируя и не воспевая тюремную жизнь напрямую, авторы сборника встают на позицию Солженицына, который, как многие помнят, в споре с другим гулаговцем Шаламовым отстаивал полезность — и даже необходимость — тюремного опыта для становления личности и понимания людских душ. И если подобная интерпретация верна (а не является следствием некоторой концептуальной расхристанности сборника «Лимонка» в тюрьму»), то солидаризироваться с точкой зрения составителей как-то совсем не хочется.