Журнал Q - Журнал Q 10 2012

Через некоторое время маме позвонили из издательства (кажется, оно в то время называлось "Наука") и попросили приехать. Поехали мы вместе. Встретили нас очень приветливо, усадили и начали уговаривать уговорить отца дать это самое согласие. Все объяснения были очень человеческие. Что набор книги готов, а Евгений Михайлович категорически отказывается подписать окончательное разрешение на тираж пока имя моего отца там не фигурирует. Что, поскольку набор уже готов, они при всем желании не смогут все переделать обратно к надлежащему сроку. Были и прямые угрозы. Специально вызванный юрист показывал нам статью, кажется, гражданского кодекса и объяснял, что это как раз тот случай, когда государство имеет право изъять авторское право у его владельца.

Но уговоры не ограничивались издательством. Они продолжались и дома, и в институте, где я тогда проводил много времени. Горобец пишет: " Чтобы узнать, как было на самом деле, в апреле 2005 г. я обратился за разъяснением к академику Л.П. Питаевскому. Он определенно заявил, что ничего не знает о том, как было получено такое разрешение. Сам он к Ландау за ним точно не ходил". Очень может быть, что с отцом Питаевский и не разговаривал. Разве через 40 лет можно вспомнить все детали происходившего? Но к матери он точно по этому поводу заходил. И не только он, многие уговаривали. Очень многие подходили и ко мне с просьбой повлиять на мать и отца.

И я не выдержал этого давления. Самое главное, что я, по своей тогдашней наивности, не понимал, зачем Евгений Михайлович этого добивается. Мне казалось, что это какая-то ерунда, не имеющая никакого значения, и гораздо проще согласиться, чем продолжать эти бесконечные споры. Не знаю, задумывался ли отец над побудительными причинами, он был просто в принципе против своего имени на чужих книгах. А мать, она все поняла сразу. Не знаю, почему она мне не объяснила. Может быть, она думала, что и сам все понимаю, а, может быть, берегла "мою юную душу" от преждевременных разочарований. Не знаю, я никогда об этом не спрашивал, а с годами и сам понял, что имя Ландау гарантирует покупку этих книг всеми научными библиотеками всего земного шара, да и многими частными покупателями. Нет, я не хочу сказать, что эти книги плохи. Я их и не читал. Очень надеюсь что они хорошие. Но, если какие-то люди написали даже очень хороший учебник, потребуется немало времени и усилий, чтобы пробить такому учебнику дорогу на мировой рынок. Имя же Ландау на "левом титульном листе" решало все эти проблемы в одночасье.

Понимай я все это тогда, я бы не стал уговаривать родителей поставить эту проклятую подпись и не было бы у "ландауведов" еще и этого повода восхищаться благородством Лифшица, выпускавшего свои книги с именем Ландау на "левом титульном листе".

Если позволите, еще несколько слов о благородстве. Среди книг этого курса остается пока целый ряд, у которых по-прежнему только два автора - Ландау и Лифшиц. Первоначально гонорар делился поровну. Но в изданиях, вышедших уже после смерти отца, делались некоторые изменения. Так вот, каждая измененная фраза подсчитывалось, соответствующая бумага подавалась в издательство и доли гонорара пересчитывалась. Не подумайте, что я переживаю из-за денег. Отнюдь! Более, того, я считаю, что это справедливо. Но не надо в таких ситуациях говорить о благородстве - его здесь нет.

***

Раз я уже начал говорить о курсе теоретической физики, я хочу обсудить еще одно место из книги Горобца.

Б.Г.: Самое первое предложение о соавторстве по 4-му тому Е.М. сделал Игорю Иехиельевичу Дзялошинскому (позже ставшему членом-корреспондентом АН СССР, в 1990-х гг. он эмигрировал в США). Он считался знатоком в квантовой электродинамике. Но Дзялошинский сразу же оговорил свое участие условием, что расстановка авторских фамилий должна быть в порядке алфавита. Е.М. не принял этого условия, оценив заранее соотношение реальных вкладов обоих соавторов.

И.Л.: По моему не очень авторитетному мнению, Дзялошинский является существенно более сильным теоретиком, чем Е.М. Лифшиц, и ожидать от него, что он согласиться с не очень щедрым предложением Лифшица, было, по меньшей мере, легкомысленно. К счастью для Евгения Михайловича, среди сотрудников теор-отдела оказался и Лев Петрович Питаевский, фамилия которого в алфавитном списке шла после Лифшица. Он и стал постоянным соавтором Евгения Михайловича по работе над книгами и является соавтором всех томов, написанных без участия моего отца.

Как всем известно, моему отцу, который терпеть не мог писанины, соавтор был просто необходим. А зачем соавтор Лифшицу - ведь в умении писать ему не откажешь? Неужели он сам, без Ландау или другого соавтора, не был способен к написанию этих книг? Неужели он недостаточно разбирался не только в квантовой электродинамике, но и в физической кинетике и статистике, чтобы написать хотя бы один из этих трех томов самостоятельно?

***

Заметная часть книги посвящена "доказательствам" того, что моя мама работала на КГБ и шпионила за отцом. У меня нет желания еще раз все это перетирать. Мне кажется, что я уже достаточно высказал по этому поводу в тех трех материалах, которые помещены в начале этого текста. Прокомментирую только этот короткий отрывок.

Б.Г.:После первой публикации статьи "Секретный сотрудник рядом с академиком Ландау" в НГ-Наука в газету пришло несколько писем, но мне их не показали. Через полгода поместили в виде полемики два письма. Первое названо редакцией строкой из письма: "Страна должна знать своих стукачей". Его прислал доктор технических наук из Москвы В.А. Симаков. Он поддерживает гипотезу о Коре-сексоте...

Во втором письме профессора П.П. Федорова из Института кристаллографии (Москва) сама моя гипотеза не обсуждается, но сказано, что она "представляет собой донос, причем на основе косвенных данных...

Бог с ним, с определением моей статьи как доноса, хотя оно и противоречит дефиниции доноса (согласно Словарю С.И. Ожегова...)

И.Л.:Не могу не согласиться здесь с Горобцом. Конечно же, это не донос. Я бы назвал это клеветой. Мне, правда, придется немного поспорить здесь с нашим уголовным кодексом, где клеветой называется "распространение заведомо ложных, порочащих сведений, слухов".

Действительно, если я распространяю о ком-то ложные слухи - например, публично обвиняю господина Х. в педофилии, хотя тот все жизнь любил детей именно, как детей, а не как сексуальные объекты, то ко мне вроде бы не подкопаешься. Кто может доказать, что я заранее знал, что он не педофил. Мне кажется, этот подход неправилен. Я считаю, что клеветой является любое необоснованное (в том числе и основанное на собственных домыслах) обвинение человека, независимо от того была ли известна ложность слухов тому, кто эти слухи распускает.