Серей Палий - Фантастика 2008

Убивать нарисованных людишек неинтересно, ни по одному, ни пачками. А вот стрельба по живому телу щекочет нервы. Я пару раз видел лица клиентов, выходящих из relax-центра. Бегающие глаза, осоловелые от обилия впечатлений. Бессмысленные улыбки и алчно дрожащие руки. Что, попили нашей кровушки, думал я и пересчитывал кредитки.

— У нас есть энергетик? — спросила Светка из кухни. — Есть хочу.

— Нет, откуда? — соврал я. На канале FBW началась реклама, я переключился на FBM.

Фаербол-миры очень разные, в одном лишь они похожи: фаербольцы в них бесправны, почти беззащитны и очень живучи. Первые наши модификации были уязвимыми, как малые дети, но клиентам это быстро надоело. Что за радость — шмальнуть один раз из винтовки наугад и получить готовенький труп? Куда интереснее гонять раненого по подземельям или лабиринтам, менять оружие, то подпаливая беглецу пятки из огнемета, то всаживая арбалетные болты в спину? Фаербольцы стали зарабатывать больше, требования к здоровью стали выше (кому надо, чтобы работник от болевого шока прямо в кресле скончался? От профсоюзов потом не откупишься), зато и игры теперь длились дольше, а штат сотрудников изрядно уменьшился.

Меня считали одним из лучших. Некоторые клиенты, запомнившие меня по необычной зеленой тельняшке (Светкино изобретение! В городе сливаюсь со стенами, в лесу — с листвой), специально заказывали меня на игру — знали, что живым не дамся, а отбиваться буду ногами и кулаками, ляжки рвать зубами, пока все зубы не выбьют.

Вчерашняя смена, правда, вышла простенькой: клиент попался неопытный, с третьего удара меня положил из гранатомета. Очнулся я в кресле — пара царапин, ожог под лопаткой, вот и все радости. Зато сто пятьдесят зеленых были в кармане — видно, доплатил за меня богатейчик, знал, кто ему веселую игру сделает. Вот только позабавиться со мною не успел. А нечего было гранатомет сразу доставать… Если платишь— позволь фаербольцу отработать, а не убивай в первые же полчаса. Мы же знаем, что не помереть должны, а долго трепыхаться. За то и деньги плачены.

Деньги… Деньги, чтоб их. На Марс полететь — восемьдесят тысяч надо. На каждого. Сейчас у меня, должно быть, тысяч двадцать в шкатулке. Если не тратиться еще и на воду, было бы больше, но без воды никуда. Хоть и дорогая она, зараза. Раньше дешевая была, не считал ее никто, а теперь вот…

В детстве я однажды на лекцию забрел, в кружок астрофизики. Лекции читал старый профессор с дергающейся головой, казалось, он постоянно торопливо кивает, словно боится не успеть. Так вот, профессор сказал: «Зря ученые задумали геомодификацию Марса». Земля из-за этих экспериментов стала меняться с Марсом местами, и еще вроде как раньше она в плоскости эклиптики по орбите шла и была к Солнцу ближе. А теперь орбита Земли встала «торчком» относительно остальных планет, да еще и удлинилась почти в полтора раза. Оттого и воды не хватает, и вообще жизнь стала тяжелая. Сначала вроде бы незаметно было, а за последние сто лет прямо-таки катастрофа с нашей Землей. Зато на Марсе вот-вот наступит рай и благодать.

— Только не все его, этот рай, увидят, — добавлял профессор. И головой так мелко-мелко тряс, будто ученых укорял. Я, помнится, хотел в него яблоком кинуть, да вспомнил, что нету меня яблока. Доел на прошлой неделе.

— Точно нет энергетика? — переспросила Светка из кухни. Будто догадывалась. Я даже не стал отвечать.

На канале FBM началась реклама: упитанная девица рассказывала, как хороша жизнь на Марсе и что перебраться на счастливую планету становится все проще. Куда уж проще. Восемьдесят тысяч. На каждого. Дьявольщина.

А на Марсе хорошо… Лучше, чем здесь, теплее, изобильнее и, говорят, есть настоящая еда. Правы рекламные тупицы: бежать надо отсюда, бежать… Все бегут, кто может. Хотя нет, вру. Не все толстосумы на Марс переехали. Взять хотя бы наших клиентов: сидят тут, хотя могли бы уже пятнадцать раз туда улететь. Качают из усталой старушки-Земли последние соки. Ну и фаербольными играми развлекаются. Говорят, на Марсе такого уже не будет: там строят новое общество, абсолютно здоровое, правовое, сильное и честное. Не чета Земле, замшелой, дремучей и полной древних предрассудков. Эх… Марс — планета мечты. У нас есть цель, и мы к ней идем.

— Я голову андроида принесла, видел? — спросила Светка из кухни. Голос у нее был довольный: не иначе все-таки нашла какую-то снедь.

— Где взяла? — спросил я, выключив звук. Упитанная девица на экране размахивала руками, обещая блага вот такой ширины, вот такой вышины…

Светка ответила с набитым ртом:

— У мальчишек отобрала. Они ею в футбол играли. Там еще заряда много, можно как лампу использовать. Только вымыть надо. И цвет красивый, сиреневый. Подходит к нашей мебели.

Андроидские головы со светящимися глазами вокруг лба служили настольными лампами и ночниками едва ли не всем нашим знакомым. Андроидов не любили. Ломали каждого, кто попадался на улице один, без сопровождения. Теоретически за убийство андроида полагался штраф, но практически полиция закрывала глаза на уничтожение тех, кто отнимал у нас последние рабочие места. Да, скоро на Земле смогут трудиться только механические люди — но это ведь не повод отнимать работу у тех, кто пока еще жив и пока еще здесь?

— Вытри салфеткой, незачем воду расходовать, — ответил я мрачно. Оптимистичная рекламная девица убралась с экрана, снова началась фаер-игра.

Кроме фаербола, я мало что смотрел — куда приятнее перебирать фэнтезийные миры, чем любоваться на мрак кромешный вокруг. Новости — тоска, фильмы — старье. Говорят, на Марсе кино расцветает небывалыми темпами! А на земные киностудии водят туристов, чтобы было на что содержать хотя бы уборщиков и сторожей. «Юниверсал-Фокс» даже не стала восстанавливать самый большой свой павильон, что обрушился в прошлом году. Старинные декорации заливает вода и ест плесень — и кому они теперь нужны?

А фаер-миры — игра красок, игра воображения, бесконечная игра в войну, в благородство, в предательство. Интереснее, чем кино. На экране мой старый знакомый Вольфганг Штаус бежал (вернее было бы сказать, стремительно хромал) через оплавленное фаерболами поле к высящемуся на горизонте шпилю Замка Странствий.

Вольфганг, отец семерых детей — из тех матерых фаербольцев, которые еще десять лет назад месили цемент для фундамента этого бизнеса. Теперь он зарабатывал вдвое больше меня, а уж к Замку Странствий бежал не первый десяток раз. Мог бы и не бежать, будем честными. Но клиент — мы узнавали их по светло-красному ореолу вокруг защищенной шлемом башки — похоже, прорвался уже почти к самому сердцу игры, так что Вольфгангу придется ему помешать. Дольше играть будет, больше бонусов. Я его хорошо понимал. Только ногу он зря подвернул, долго не продержится.