Валерий Киселёв - Разведбат

Из письма вдовы Владимира Седова Беллы Анатольевны:

…С Володей мы познакомились, когда он пришёл из армии. Служил он в Германии, в мотострелковой дивизии. Мы поженились, через два года родился сын Александр. Первые годы совместной жизни были трудными — начало перестройки. Володя как мог старался облегчить нашу жизнь. Многие его знакомые пошли в рэкетиры, а Володя говорил: «Обманывать людей не могу, воровать не буду». Он много времени проводил с сыном, привил ему любовь к спорту. Поэтому я знаю, он бы сыном гордился. Спасибо ему за это!

Когда пришла повестка из военкомата, пройти медкомиссию ему не составило труда. Володя был человеком умным, грамотным, выносливым. Конечно, всей серьёзности обстановки я не понимала, но он точно знал, что делает. Сейчас я могу сказать смело: «Он исполнил свой долг до конца». Мы им гордимся.

Из письма Сергея Серёгина:

Говоря о Стасе Куликове, первое, что я вспоминаю — это его улыбку. Он был весёлого нрава, добрым, отзывчивым и порядочным человеком, что в наше время большая редкость среди подростков его возраста. Его интересы были разносторонние: увлекался спортом (играл в юношеской сборной команде «Нефтяник», неплохо играл в домино, шахматы, любил кино, читал книги, слушал музыку. Многому научил его отец Куликов Владимир Иванович, к которому Стас был очень привязан. Однажды я пригласил его работать на АЗС, он воспринял эту идею положительно. Я в очередной раз убедился, что у меня брат молодец. Он быстро нашёл там со всеми общий язык. Работал охотно и легко. Интересовался машинами, мечтал купить когда-нибудь свою. Поэтому у него был свой определенный стимул к работе. Потом он работал на Первом Государственном Подшипниковом заводе, где столкнулся с суровыми буднями. Приходилось вставать в 5 часов утра и работать в цеху сразу на нескольких станках, ворочая при этом тяжёлые детали. Насколько я помню, брака он не допускал.

По вечерам мы созванивались, встречались со знакомыми ребятами и развлекались, как вся молодежь. Помню, Стас только начал курить, но стеснялся «стрелять» сигареты у прохожих и в этом случае просил меня. Пили «Клинское» пиво, заедали воблой. Собирались компанией возле дома, общались. Друзей и приятелей у него было много.

Брата я очень любил, поэтому перед армией преподнес ему сюрприз. На его 17-летие мы улетели отдыхать в Египет. Стас со своим юмором и задором веселил всех окружающих людей, в том числе работников отеля. Не зная их языка, он пытался с ними разговаривать, пытался применить язык жестов, что порой со стороны выглядело забавным.

У Стаса свершилась его мечта — увидеть пирамиды. Мы были на экскурсии в Каире, где Стас познакомился с местными мальчишками школьного возраста, пробовал с ними разговаривать о футболе. Мы купались, загорали, ездили на морскую экскурсию в открытое море. В поездке познакомились с молодой парой из Берлина. На территории отеля, где мы жили, иностранцы устроили соревнования по настольному теннису. Стас неплохо играл и решил поучаствовать. При этом он занял 2-ое место.

Эти дни были незабываемыми.

Стас знал и понимал, что ему скоро в армию. Говорил так: «Другие служат, и я отслужу». У него были такие мысли: «Отслужу свои 2 года и пойду работать в милицию, выучусь на следователя».

Он очень любил и уважал своих родителей. В быту был хорошим помощником. Всегда помогал маме, Ольге Михайловне: ходил в магазин за продуктами для всей семьи, убирал в квартире, стирал свои вещи. В последний приезд из армии, Стас говорил: «Приду из армии, обязательно сделаю ремонт в квартире, поменяю мебель и аппаратуру». Когда тяжело заболел его отец, Стас постоянно находился рядом с ним. Отец умер у него на руках. Это для мальчишки была первая потеря близкого и дорогого для него человека. Приезжая в отпуск, первым делом он навещал могилу отца.

К своим родным и близким людям он относился с большим вниманием. Поздравлял со всеми праздниками, был очень любезным и радушным парнем. Бабушка, Мария Михайловна, вкусно готовила первые блюда, а Стас обожал супы, борщи. Навернув тарелку борща, Стас говорил: «Бабуль, подлей ещё, мне и Сереге», хотя мне уже было достаточно. Не забывал он и о сестре Лене. Получив зарплату, они ездили вместе за покупками для Лены. Была у него и любимая девушка, Настя. Вместе они гуляли по Москве, ходили на дискотеку. Вспоминаю, как он говорил: «Приду из армии, женюсь». Ко мне он относился как брат к брату, в нужный момент всегда был рядом. Приезжая в отпуск, неизменно заходил ко мне, вытаскивал на улицу, сразу поднимал всем настроение, хохмил.

В последний же приезд он был совсем не такой, как прежде. Именно в это время в Москве произошли террористические акты. Причина его задумчивости стала ясна только после получения от него первого письма из Моздока. О своём решении уехать в Чечню он никому не сообщил, даже матери. Письма Стас писал регулярно, и последнее было с Новогодними поздравлениями… Несмотря на его оптимистичное письмо, семья встретила Новый Год тревожно. Недолго посидели и быстро разошлись, поскольку настроение не сопутствовало веселью. И только на Крещение, 19 января, стало ясно, откуда было такое настроение. Мы получили известие о гибели Стаса. А через пять дней его похоронили со всеми воинскими почестями у нас на Капотненском кладбище. Попрощаться с ним пришло много людей, и пожилых, и молодых. До сих пор друзья навещают его могилу. И мы, самые близкие ему люди, храним память о нём, гордимся им, всегда будем помнить.

Однажды, перебирая вещи Стаса, которые отдала мне его мама Ольга Михайловна, я обнаружил его портмоне. В нем я нашел фотографию любимой девушки, карту метрополитена, последнюю увольнительную, адреса друзей, и на отдельном листе бумаги его почерком были написаны молитвы: «Богородица», «Отче наш», «Исусова молитва».

Антон Ширинский:

— Мы уже примерно знали, что произошло со второй ротой в Дуба-Юрте, но, приехав в батальон, ужаснулись… Я заходил к землякам во вторую роту. Их рассказы невозможно описать. Ребят расстреливали в упор. Пулемётами сгоняли в кучу и били из «граника». Парень из Ярославля, зовут Миша, фамилию не помню (он на гитаре играет замечательно), когда подошёл наш танк, сорвался и пробежал около 100 метров под огнём снайперов и пулемётчиков. Заскочил на танк и благодаря этому выжил. Я с ним в Урус-Мартане пил спирт. Он выпил стакан, у него закатились зрачки, и он начал рычать, вцепился кому-то в горло. Пришлось его связывать. Он после этого уволился. У многих после этого боя психика поломалась.

Ребята рассказали, как наводчик Виктор Ряховский, он из Липецка, у него двое детей осталось, после ранения в ноги понял, что ему уже не выбраться, остался в броне и прикрывал их, так за пулемётом и сгорел. Да и 31-го я практически всё время был возле Соловьёва, а у него была рация «Арбалет». Он рассказывал, что творится в эфире, как вторая рота просит помощи. Несколько раз передача обрывалась на полуслове, это значит, что человек либо убит, либо ранен.