Витаутас Петкявичюс - Корабль дураков

— Здорово, писатель!

Такой фамильярностью член бюро ЦК КПСС выдал мне очень большой вексель, поэтому наши деятели поспешили включить меня в сопровождающую его свиту. Тогда он говорил, спорил и учил жизни не таких тузов, как я. Мне оставалось довольствоваться малым.

— Хотите самостоятельности? — сказал один из советников члена Политбюро, доктор экономических наук. — Пожалуйста!.. Но сначала верните 40 миллиардов, которые Союз вложил в вашу республику.

— Вложить вложил, это правда, но сколько забрал? По 58 копеек с каждого заработанного нами рубля. — Отличная водка удесятеряла мою смелость. — Где в мире вы видели такие проценты? Мне кажется, эти инвестиции давно окупились.

— Ты ведь не борщ хлебаешь, а разговариваешь с ответственным человеком, — напомнил мне о моем месте доктор наук.

Старшинский тон меня разозлил:

— А сколько вы вывезли? Не только бекона. Я — о двухстах тысячах… А сколько не вернулось, замерзло, погибло, а сколько еще и сейчас ломают спины?

Он побледнел, но взял себя в руки и с горечью сказал:

— Вывозили не только вас, русских там еще больше оказалось.

Среди них и мои родители.

— Это ваша внутренняя проблема.

— Неправда, если бы была только наша, я сюда бы не ездил.

Я понял, что перегнул.

В конце концов мы согласились, что это некрасивая и непристойная бухгалтерия и что о ней нужно забыть, так сказать, начинать все

с нулевого варианта, т. е. со дня будущего развода.

Я извинился, но тоже с условием:

— Вы эту бухгалтерию нам навязываете, поэтому я и защищаюсь этими всем надоевшими римскими счётами.

Через какое–то время мы опять начали разговор о том, что занимало нас обоих.

— Хотите суверенитета? — учил нас другой подозванный на помощь специалист с еще более высоким научным званием. — Пожалуйста, но тогда расплатитесь или выкупите строения, землю, коммуникации.

— Землю своих предков? У кого? За что? Почему?..

— Если земля является общественной собственностью, то, если оторвать от общего хоть малую часть, она становится частной. За это нужно платить. — Он излагал собственную теорию.

— Спасибо, теперь мне ясно, кому мы должны, почти ясно сколько, неясно одно — за что? Вы нас захватили, и мы еще должны заплатить за такую милость. Это пахнет татарским ясаком.

— Не надо, — остановил он меня. — Хватит.

Так о цене мы и не договорились, но мне сейчас ясно, откуда взялись те ландсбергистские 46 миллиардов компенсации ущерба, предъявленные к оплате русским! Они строили, финансировали, подсчитывали, мы разрушили и еще столько просим возместить. Как видите, никакой самостоятельности, только мы, копируя, всегда умножаем. Логика обеих сторон очень сходна: если мы отделяемся, то сразу становимся не всем народом, а какой–то непонятной серединой между загнивающим капитализмом и расцветающим лагерем социализма. Для гостя это было непререкаемой истиной, а для нас — очередным поводом поважничать: если мы становимся свободными, вы за эту свободу нам еще доплатите. Пятясь, мы делали ВИД, что нашли единственно правильный путь, а на деле лишь искали себе оппонентов.

Как это похоже на всепобеждающее коммунистическое учение Маркса! Если всепобеждающее, значит, уже не учение, если единственный путь, то это уже не путь, а каунасская аллея Свободы… Если русские не доплатят нам за свободу, то американцы заплатят за неволю… Поэтому обе стороны до сих пор не правы, поэтому, устав от споров, мы перенесли учение в свежие анекдоты. И, надо сказать, что мои оппоненты честили эту «святую» теорию в анекдотах покрепче моего. Рассказывая забавные истории, они были искренними и смелыми в гораздо большей степени, чем мы.

После моего возвращения из тех поездок саюдисты стали меня расспрашивать, что и как, каковы перспективы нашего движения. Особую активность проявлял Чепайтис. Пошептавшись с Ландсбергисом, он стал меня обвинять:

— Остротой своих высказываний ты можешь все испортить.

— А если будем завертывать в вату, все может сгнить. Но откуда ты, Юозас, знаешь, о чем я с ними говорил?

Он смутился, покраснел и тут же ответил:

— Вся Литва говорит.

— Если вся, значит, никто, а ты передай своим суфлерам, что Слюньков берет меня на работу в ЦК КПСс. По делам «Саюдиса». Оба растерялись, а я их пощекотал еще больше.

— Вы оба — не пинкертоны, а я не Шерлок Холмс, — решил я блефовать до конца. — От нашего блошиного пинка империя не погибнет. Она может рухнуть только изнутри, поэтому, господа музыканты, просите генерала Эйсмунтаса, чтобы он вооружил вас иерихонскими трубами.

Эффект был неожиданным. Они буквально остолбенели, притихли, претензии их будто рукой сняло, а я, зная, что Ландсбергис в «Саюдис» пришел с кафедры марксизма–ленинизма консерватории, сталего поддразнивать, говоря, что это всепобеждающее учение сильно недомогает только потому, что никто к Коммунистическому манифесту еще не написал музыки — это и было бы завершающим доказательством непогрешимости учения.

Забавно блефовать среди людей, в чем–то провинившихся. Они тут же начинают озираться, отбиваться и совершать непоправимые ошибки. Мои подначки сразу высветили державшихся в тени членов группы, которые исподтишка стали распространять слухи, что я провокатор. Вероятно, они предпринимали еще какие–то шаги, потому что из Москвы пришло известие, что на меня есть какой–то материал, препятствующий моей поездке в Польшу.

Господи, в Польшу! Нашли опасную страну!..

В Варшаве я встретил товарища по учебе в университете, который пошел на работу в «органы» и курировал писательские организации Москвы. Полковник В. Бетиев предупредил:

— Витас, осмотрись, у вас есть такой туповатый, но очень пронырливый человек, работает переводчиком. В Москве он порядком намусорил, поэтому бросается на любую наживку. Фамилию я не помню, но и зная, не сказал бы. Не хочу нарушать правила своей работы. Но могу описать, как он выглядит. Вас там немного, различишь: невысокий, вислозадый, кучерявый, как овечка, подавшаяся вперед фигура, плечи тоже выдвинуты вперед, волочащаяся походка, пойманный на вранье начинает сильно моргать…

- Чепайтис!

- «Юозас».

В Вильнюсе это подтвердил и полковник госбезопасности Юозас Милькявичюс. Вот когда я заинтересовался Василием Чапаевым, который, согласно анекдоту, скрывался у нас в «Саюдисе» под именем Виргилиюса Чепайтиса. Вообще, мне было трудно заставить себя шпионить, но этот человек причинил Литве столько вреда, что было необходимо вывести его на чистую воду.

— Нельзя ли взглянуть на его приданое? — спросил я приятеля. Тот пояснил, что никто не покажет мне документа о его вербовке

без разрешения высшего руководства, но научил, что нужно рукопись или отпечаток с его печатной машинки передать в судебную экспертизу, которая и установит идентичность имеющихся документов и его нынешнего почерка.