Илья Эренбург - Война. Апрель 1942 г. - март 1943 г.

Голодные крысы несутся по нашей земле. Интенданты вывозят остатки в Германию. Командир 387-й дивизии 16 июля 1942 года отдал приказ, в котором говорится: «Многие до сих пор претендуют на полное снабжение продовольствием за счет подвоза из тыла. При теперешнем напряженном продовольственном положении Германии такие суждения недопустимы. При каждой операции необходимо обеспечить всеми средствами снабжение частей за счет местных ресурсов». Сказано пышно — «за счет местных ресурсов», смысл ясен: за счет крестьян. Немецкая армия пасется на подножном корму: идут и грабят. Воровство для них — и стратегия, и тактика, и отвага.

Воровство для Гитлера — государственная мудрость. У фрица в сумке и ветчина, и сало, и детский костюм, взятый в Армавире, а у Гитлера в кармане десять европейских государств. Немцы торгуют краденым и меняют краденое. Недавно они «продавали» заводы Днепропетровска и уцелевшие дома Харькова. Это немецкая торговля. Они отобрали у голландцев землю и послали голландцев в Кременчуг. Это немецкая мена.

Гитлеру нужны рабочие. Он торгуется с французами. «Утро» 12 июля 1942 года объявляет: «Германия согласна предоставить жизненные блага Украины всем своим воюющим союзникам». Газета объясняет, что румыны, венгры, итальянцы, сражающиеся в России, а также уголовники из различных иностранных «легионов» получат землю на Украине. «Бери двадцать га, вшивый румын», — кричит Гитлер. «Получай тридцать га, пропойца мадьяр». Чужой землей расплачиваются немецкие воры со своими наемниками.

Гитлеру нужны рабочие. Он торгуется с французами. Гитлер говорит: «Дайте трех хороших рабочих, и я выпущу из плена одного француза». Человечиной торгует тирольский людоед. У него тариф: за одного французского добровольца, записавшегося в «легион», Гитлер отпускает двух пленных, за одного пленного берет трех рабочих. Пленный — это денежная единица. Солдат стоит двоих пленных, а рабочему цена невелика — треть пленного.

В июне 1942 года Гитлер опубликовал приказ по войскам, озаглавленный: «Стоимость военнопленного». В приказе сказано: «Все ли солдаты, находящиеся на Восточном фронте, уяснили себе, что в каждом военнопленном они приобретают хорошо применимую рабочую силу? Доказано, что русский человек может стать хорошо применимым рабочим. Теперь потребность в мужской рабочей, силе велика. Германия, как известно, привлекла много миллионов иностранных рабочих, но, во-первых, этого недостаточно, во-вторых, при этом возникают известные трудности. Военнопленные не представляют никаких трудностей: это хорошо применимая и к тому же дешевая рабочая сила. Захватывая пленного, солдат приобретает рабочую силу для, родины, а следовательно, для самого себя».

Итальянских и венгерских рабочих нужно кормить. С пленными легче: как говорит людоед, с пленными «нет трудностей». Немцы теперь идут в поход не только за курами и за пшеницей, они идут в поход за рабами. Немецкий лейтенант Отто Краузе острит в дневнике: «Русский казак с лошадью на немецком поле — это две лошадиных силы». Пленный солдат Гергард Каснер мне жалостливо докладывал: «Хозяйство у меня маленькое, судите сами — тридцать пять моргов земли, одна лошадь, четыре коровы, один бельгиец. Вот у соседа, у майора фон Унрауца в Рейсвальдау, у того хорошее хозяйство — пятнадцать русских».

Немцам нужна и женская рабочая сила. Захватывая город, село, станицу, они захватывают новых рабынь. Женщин раздают по рукам. В каждом немецком городке «биржа труда» раздает немцам и немкам русских рабынь. Здесь тоже имеются свои тарифы. Гедвига Земке пишет мужу из Гильдесхейма: «У нас не хотят русских девушек, потому что они очень дерзкие, и фрау Шиллер променяла двух русских на одну литовку. Я заказала украинку. Я сразу по глазам вижу, какие они — послушные или дерзкие».

Немецким солдатам Гитлер обещал не только кубанскую пшеницу, цымлянское вино и русских рабов, он обещал им землю. Жадно глядят фрицы, привыкшие к плохой земле и к водянистой картошке, на русский чернозем. Вот пленный унтер-офицер, летчик-истребитель Фридрих Шмальфуус. Этот фриц парил в облаках, но думал он о земле. Я его спрашиваю: «Зачем воюете?» — «Нам нужна земля, а в России много хорошей земли». Я говорю: «Но ведь на этой земле живут люди». Он пожимает плечами: «Часть можно будет куда-нибудь переселить, часть будет работать у нас». Помолчав, он добавляет: «Да и вообще после этой войны народу у вас будет меньше»..

Вот другой пленный, солдат Вернер Шлихтинг. Он — крестьянин из Мекленбурга. Жалуется, что в Мекленбурге земля плохая: «Приходится над ней много работать». Оживляясь, говорит: «А здесь, в России, много хорошей земли. Офицеры нам говорили, что каждому дадут по сорок га русской земли. Так что я лично рассчитывал остаться в России, хотел, как кончится война, выписать сюда мою невесту». Я спрашиваю: «А кто работал бы на вашей земле?» Вернер Шлихтинг самодовольно отвечает: «Русские под моим руководством. Я их научил бы…» Пленный Иоганн Китцлер из 10-то мотополка хотел быть управляющим крупного имения. По его словам, лучшие колхозы станут собственностью германского рейха, управлять ими будут немцы, а работать — русские и украинцы.

Эти дураки поверили в сорок га. Сколько их уже лежит в русской земле! Жаден немец. Жаден он и на землю, не может успокоиться, пока его не накормят досыта, не набьют ему землей ненасытную пасть.

16 августа 1942 г.

Пленного немца спросили: «Как вы могли изнасиловать тринадцатилетнюю девочку?» Немец равнодушно поморгал и ответил: «Для меня женщина — это уборная». У него были светлые курчавые волосы и голубые глаза.

Человек, обладающий знаниями, неизбежно скромен: он знает, что его познания — крохотная часть науки. Невежда самодоволен, ему кажется, что он умнее всех. Немец 1942 года — недоросль, невежда, самодовольный, кретин.

«Красота Парижа — это только реклама. Каждый городок Баварии может с большим правом претендовать на звание столицы Европы, нежели Париж» (газета «Аугсбургер цейтунг»).

«Почему нам в школе забивали голову рассказами о значении древней Греции? Вокзал в Штутгарте величественней прославленного Парфенона» (дневник лейтенанта Ганса Эберта).

«Здесь весна, и русские поля покрылись цветами. Впрочем, смешно называть цветами эти жалкие растения. Цветы, настоящие цветы цветут только у нас в Германии…» (письмо Генриха Зиммерга).

«В России нет ни искусства, ни театра. Столица России была построена немцами, и поэтому до большевиков называлась Петербургом. Школы в крупных городах были устроены немцами, и преподавание шло на немецком языке, за исключением катехизиса и русского языка — для связи между верхушкой страны и простонародьем. Об этом мне подробно рассказал доктор Краус, который учился в московской школе. Не помню ни одной книги, переведенной с русского, ни одной пьесы. Вот только в кино показывали за три года до войны „Анну Каренину“, но, по-моему, и сценарий там был немецкий, и ставили картину немцы — русского в ней был один сюжет, к тому же глупый» (письмо ефрейтора Людвига Кортнера).