Василий Голованов - Восхождение в Согратль

— Хорошо, — сказал я. — Отбросим террор. Что для тебя Дагестан?

— Знаешь, — сказала она, — это горы. Потрясающе красивые горы. Люди. Удивительные ремесла. Какие изделия из серебра! С таким вкусом с серебром не работает ни один мастер в Москве. А может, и в мире. Вот: напиши про мастера. Ты увидишь… поверь, это чудеса. Ты не представляешь, какие там сохранились ремесла! Только представь: инкрустация металлом по дереву. Поразительной красоты посуда, трости, трубки, табакерки… И это с XII,с XV века… А потом, ты поселишься в доме мастера и узнаешь истинное отношение к тебе людей. Это важно…

Вика была в столице Табасарана [2] Табасаран — часть южного Дагестана, по долине реки Рубас, населенная особым племенем кавказских горцев — табасаранцев. В начале XIX века часть их была свободными землевладельцами, часть находилась в подчинении у местных беков арабского происхождения, которым они платили разные повинности обыкновенно натурою за право пользоваться землею. Занимаются земледелием, садоводством и скотоводством. Добавим, что слово «Табасаран» не является ни табасаранским, ни вообще кавказским. Часть современных исследователей возводит происхождение табасаранцев к иудеям, другие — к племени таваспаров (табатаранов), которые участвовали в совместных походах гуннов, маскутов и других кочевников, появившихся в районе Каспийских ворот в период Великого переселения народов (IV–VII века). В переводе с персидского языка форма множественного числа от «табасаран» буквально означает «предводители войска», «военачальники». , в селении Хучни.

— Что там делают, в Хучни?

— Ну, во-первых, там делают великолепные ковры…

Я гляжу на нее немного печально. Ковры-то, вероятно, действительно великолепные. Но на востоке немало мест, где делают великолепные ковры: Азербайджан, Афганистан, Иран, Туркмения, Узбекистан… Все они тоже торгуют коврами отличного качества. Нетрудно понять, что такого количества ковров давно уже не нужно, кроме того, что ковры в том виде, в котором они служили человечеству тысячу лет, — уже не самый ходовой товар. Индивидуальные ковры для индивидуального интерьера — вот сегодня высший класс профессии ковродела. Но вряд ли в Табасаран доходят индивидуальные заказы. А значит, тамошним мастерам, как и всем художникам-традиционалистам, живется несладко.

Вика подтвердила это, но сказала, что давно нигде не встречала такой открытости, такого доброжелательства, такого радушия. И она говорила это не по своей восторженности. Она крутая женщина. Бывала в лагерях беженцев из Таджикистана в Афганистане, внутри четвертого блока Чернобыльской АЭС с взорвавшимся реактором, в Африке была, в Руанде, сразу после чудовищной межродовой резни, когда люди озверело несколько дней убивали друг друга обычными мачете для рубки сахарного тростника, умудрившись забить этими простыми орудиями около миллиона человек (на что весь мир смотрел ТВ с полнейшим равнодушием). И вот она со всем своим опытом, включающим, разумеется, и чувство опасности, прямо свидетельствовала мне о Дагестане как о спокойной, дружеской, безопасной стороне.

— Правда, — сказала она, — у тебя, как у мужчины, могут возникнуть свои проблемы во взаимоотношениях с местными.

— Но ты же решила свои, женские, проблемы общения?

— Да.

— Так почему ты думаешь, что я не справлюсь со своими?

Я не хотел ударить в грязь лицом. Да и оптимизма во мне здорово прибавилось после этого разговора. К тому же она дала мне координаты Али — председателя Союза журналистов Дагестана. Мы с Викой дружим с университетских времен. И она, как подруга, позаботилась, направила к нужным людям, в нужный туннель, где вероятность нарваться на неприятности или похуже того была сведена к минимуму.

После этой встречи я, наконец, засел в Интернете и на ощупь приступил к составлению маршрута.

Почему на ощупь? До этого я лишь один раз, лет шесть назад, был в Дербенте по случаю, о котором в своем месте, конечно, расскажу. Но, в общем, я очень мало узнал о Дагестане в ту поездку. Поэтому понадобилось составить досье. Благодаря ему я уже довольно отчетливо представлял свои действия хотя бы на первых порах. Скажем так: я прибываю в Махачкалу, знакомлюсь с Али, прошу его устроить мне несколько поездок. Для начала — Хунзах — Гоцатль — Гуниб…

Читатель! Если я буду продолжать свой рассказ о подготовке к путешествию в том же духе, никто, однако, не поймет, о чем идет речь: потому что 375 километров каспийского побережья, которыми Дагестан «причастен» к нашей теме, еще не отвечают на вопрос: Дагестан — что это и где?

Первое: Дагестан входит в состав России как федеративная республика и, таким образом, имеет свою столицу, президента, парламент, министерства, программы школ и университетов и т. д. В лице Дагестана Россия граничит с несколькими государствами, образовавшимися после распада СССР: на юге — с Азербайджаном и на юго-востоке — с Грузией на небольшом участке границы, проложенной по Главному Кавказскому хребту. Западным соседом Дагестана является Чечня, на северо-западе, где горы исчезают и во всю ширь открывается степь, он смыкается со Ставропольским краем, а на северо-востоке — с еще одной федеративной автономией — Калмыкией.

Когда-то, говоря о Дагестане, обязательно вспоминали о том, что это самая «многонациональная» республика Советского Союза. Для советских властей это служило предметом неистощимой гордости (интернационализм в действии). Но, какая бы власть ни была на Москве, количество народностей, населяющих этот небольшой, в сущности, кусочек земной поверхности, огромно. Энциклопедический словарь Южакова, выпущенный в самом конце ХIХ века, называет цифру 50. Современные данные скромнее: многие родственные народности слились в единый этнос или перечисляются только в рамках этого, более обширного этноса. Однако народов, часто никак не родственных друг другу, в Дагестане никак не меньше двадцати. Наиболее многочисленны аварцы (29,4 процента, около 750 тысяч человек). По языку им в какой-то мере родственны другие народы нахско-дагестанской языковой семьи — это, по преимуществу, горцы — даргинцы, лезгины, лакцы, табасараны, чеченцы, рутульцы, агулы и цахуры. К тюркской группе принадлежат населяющие северные степи Дагестана кумыки и ногайцы, на юге — азербайджанцы. Русские (включая терских казаков), украинцы и белорусы составляют еще один, хотя и незначительный (около 125 тысяч) сегмент этой многонациональной семьи. Наконец, на языках иранской группы говорят таты и горские евреи (таты-иудаисты), проживающие на горном участке границы с Азербайджаном. На протяжении столетий каждый из этих народов нашел свое место, свою нишу, свое ущелье, свое «материнское лоно». Разумеется, не раз и не два между этими народами (иногда живущими по разные стороны одной и той же горы) возникали вооруженные столкновения. Горский обычай кровной мести тому очень способствовал. Но по-настоящему удивительно другое: все эти народы, включая горцев и кочевников, со временем образовали единую сеть торговли, обмена, самообороны от внешних, часто очень могучих врагов. Все эти народы, несмотря на всю языковую разницу, различие в способах правления [3] На территории Дагестана находилось несколько ханств, хунзахское нуцальство, кумыкское шамхальство, кайтагское уцмийство. , несхожесть материнских ландшафтов и обычаев, научились жить дружно. Это, как говорят французы, их savoir-faire, особая «политтехнология» Дагестана, соревноваться с которой в этом отношении могла бы, пожалуй, только современная Москва, давно — и во все большей степени — превращающаяся в полностью интернациональный мегаполис, в котором мирно уживаются даже те народы, которые у себя на родине находятся в состоянии, близком к войне, или хранят очень свежую память о войне, совсем недавно пережитой: армяне и азербайджанцы, грузины и абхазы, вьетнамцы и китайцы, турки-месхетинцы и узбеки [4] По приказанию Сталина турки-месхетинцы, проживающие на юге Грузии, были выселены в Узбекистан, в Ферганскую долину, откуда они были жестоко изгнаны узбеками в 1989 году во время становления «национального сознания» узбекского народа перед распадом СССР. , киргизы и казахи, курды и иракцы, чеченцы и русские. Ничего не поделаешь: мегаполис требует мира, он очень быстро и очень настойчиво навязывает приехавшим правила мирного сосуществования, иначе жизнь в нем будет невыносима. Но если для Москвы это явление совсем новое, датируемое полувековой, быть может, историей, то для Дагестана так, в единстве «своего» и «чужого», изначально явлен Божий мир.