Василий Голованов - Восхождение в Согратль

На чем мы остановились? Я решил, что, прибыв в Махачкалу, найду Али и попрошу его помочь мне съездить в Хунзах, Гоцатль и Гуниб…

Вы спросите — почему Хунзах?

Найдите у Толстого повесть «Хаджи-Мурат» и перечтите ее. Хаджи-Мурат был родом из-под Хунзаха, из крошечного, «с ослиную голову» аула. Однако ж был хорошей крови и считался названным братом одного из трех молодых хунзахских ханов. После того как сторонниками Гамзат-Бека [8] Гамзат-Бек (…— 1833) — второй имам Дагестана и Чечни, считавший, что главный вред чистоте веры и независимости Дагестана наносит местная аристократия, которая охотно идет на контакт с русскими, принимает подарки, военные чины и жалованья… , который поднимал горцев на джихад — войну против русских захватчиков за чистоту веры, — был истреблен весь род хунзахских ханов (причем самого маленького — Буланч-хана — Шамиль сам сбросил с кручи), Хаджи-Мурат по долгу крови должен был отомстить убийцам своего названного брата, Умма-хана. Вместе с братом Османом они зарезали Гамзат-бека прямо в хунзахской мечети. После этого Хаджи-Мурат стал правителем Аваристана, потом служил русским. Сложное сплетение зависти соплеменников, также находившихся на русской службе, их наветов и недоверия русского командования привели его к Шамилю. При нем Хаджи-Мурат был одним из лучших военачальников и даже наибом (правителем одной из областей) во время так называемой Кавказской войны [9] «Кавказская война» (1817–1864) — война Российской империи с горцами Северного Кавказа и в особенности Дагестана и Чечни, объединенных под руководством имама Шамиля (1833–1859), которая закончилась поражением горцев и добровольной сдачей Шамиля в плен. . Толстой — великий мастер слова. И как бы мало я ни знал про Дагестан, я знал это благодаря Толстому. И если, как я думал, я что-то понимал про дагестанцев, про их страстный, но полный достоинства и не знающий страха дух воинов — то это опять же благодаря Толстому. Волею судьбы Хаджи-Мурат оказался среди обреченных. Горский этикет — долг кровной мести — понудил его вновь перейти под русские знамена. Драма, которую повлек за собой этот переход, красноречивее любого другого рассказа повествует о глубочайшем различии в восприятии мира, существующем между «горами» и «равниной» (империей).

Гоцатль. Я включил это селение в список благодаря особенной музыкальности его названия. В горах Дагестана есть несколько селений с названиями, будто выдернутыми из языка майя: Унцукутль, Гоцатль, Голотль, Согратль… Ничего, кроме музыки самих названий, меня не привлекало. Скажу больше: я даже не знал, к какому языку все эти топонимы относятся. Музыка была важнее. Но что-то должно было обнаружиться там и помимо музыки…

Гуниб — здесь в 1859 году имам Шамиль, окруженный на Гунибском плато, сдался князю Барятинскому, командующему Кавказским корпусом и наместнику Кавказа. В Дагестане говорят: «Кто не бывал в Гунибе, тот не бывал в Дагестане». С этим ничего не поделаешь. Надо бы побывать… Судя по всему, пищи для размышлений в этом месте у меня будет предостаточно…

Хотелось еще экзотики, вроде поездки Вики в Табасаран. Но я здраво рассудил, что этот маршрут уже хоженый, встретят меня и отвезут, скорее всего, те же люди, что встречали Вику. Да и поселят у тех же хозяев. Повторяться не хотелось. И я решил, если останется время, ехать в знаменитый Зирихгеран — по-персидски — «страну кольчужников» — небольшое княжество в горах на северо-запад от Дербента, от которого до наших дней сохранилось одно большое селение — Кубачи.

Однако перечисленные мною селения все находились в нагорном Дагестане. Что касалось прикаспийских областей… Там, я читал, на севере есть один природный памятник — огромный двухсотметровый бархан, Сары-кум, будто чудом переброшенный в здешнюю степь с восточного берега Каспия, откуда-то из пустынь, вплотную подступающих к морю. Я читал прекрасное описание этого бархана, сделанное узбекской журналисткой Натальей Абдуллаевой, но имел все основания опасаться, что туда я попасть не успею. Тема Каспия заявлена и в Махачкале — столица Дагестана тоже стоит на море. Ну, и Дербент, «самый древний город России». Для начала — вполне достаточно…

И вообще, подготовка к поездке заняла у меня слишком много времени…

Я решил, что если у террора и есть какая-то логика, то прежде всего — стремление обосрать праздники, и поэтому решил ехать сразу после девятого мая. Числа четвертого купил билет туда (в одном направлении — я не знал, сколько реально займет поездка) на 10 мая. Тогда же раскопал в старой записной книжке телефон археолога Муртузали Гаджиева, с которым когда-то общался в Дербенте, нашел в старом ноутбуке и текст, который тогда написал, дозвонился и до Муртузали и до Али, забронировал номер в отеле «Петровскъ» и так шаг за шагом довел ситуацию до того момента, когда отступление невозможно. Ну, а дальше все известно: взлет — посадка. И два с половиной часа между ними.

На посадочную сели, как на проселочную дорогу. Самолет ходил ходуном от киля до клотиков мачт. Но это никого, кроме меня, не растревожило. А потом я вышел из дверей зала прилета и увидел…

Вот, первое по приезде, что я увидел, — как вы думаете? Что первое приходит вам в голову? Оружие. Вооруженных короткими автоматами людей в черных рубахах с короткими рукавами и черных брюках, и в ботинках, тоже, разумеется, черных. Они кого-то то ли поджидали, то ли выслеживали, затерявшись в толпе таксистов, встречающих пассажиров у выхода из аэропорта. Из дверей в это время выходили женщины в хиджабах, я все ждал, что выйдет какой-нибудь крутой магнат и они окажутся его женами, а эти в черном — его охраной.

«Ничего себе обстановочка!» — пронеслось в мозгу. Шесть лет назад такого не было. Я был настолько поражен этим никого не удивляющим, обыденным явлением оружия, что очухался, только когда встречавший меня шофер по имени Шамиль (небольшой, горбоносый, сухой, быстрый — из таких когда-то получалась лучшая легкая кавалерия) объяснил мне, что и эти в черных рубашках, и целые блокпосты из людей в милицейской форме и в камуфляже — все это из-за визита «вашего» (то есть российского) министра внутренних дел Нургалиева. То есть он спецрейсом прибыл на два часа, чтобы, с одной стороны, сказать местному министру внутренних дел общие слова об усилении борьбы с бандформированиями, а с другой — устроить ободряющую взбучку. А что он еще успеет за два часа, если он не сечет в оперативной обстановке?! Короче, через двадцать минут мы остановились возле выпавшего из восьмидесятых, отделанного ракушечником, еще не обветшавшего, но уже изрядно полинявшего и, кажется, двенадцатиэтажного «Дома прессы» (стандартная архитектурная матрица тех времен), и Шамиль повел меня к Али. Лет семидесяти, сухонький, седой, с большим открытым лбом и внимательными серыми глазами. Нос еще кривой, свороченный набок. Боевой нос. Голос тихий. Мы представились, он поглядел на меня так и этак и вдруг начал расспрашивать: кто меня рекомендовал обратиться к нему, какие люди? Я назвал фамилию Вики, поняв, что спрашивает он неспроста, что ему действительно важно знать, из какой я обоймы, друг или… По счастью, Викина фамилия его весьма успокоила, после чего он, уже сам, спросил меня, знаю ли я такого-то и такого-то в Москве. И я сказал, что знаю, но не виделся с ними уже давно. Это, тем не менее, тоже сработало успокаивающе. «Это мои друзья», — сказал Али. После этого он готов был мне помогать.