Андрей Рудалёв - Жизнь по чужим лекалам

Нас пугают тем, что от кризиса не застрахован никто, пострадают и простые люди. Как же иначе, если утром начальника бранила жена, весь день потом его подчиненные будут летать по коридорам. Но именно простым людям не так страшен кризис, как его малюют. Динамика цен и без того будет идти только в одном направлении. И пусть нефть подешевеет хоть в десять раз, старые запасы бензина по прежней цене будут продаваться бесконечно долго.

Простым людям кризис мало страшен, потому как он не принесен им ничего того, к чему бы они не были готовы, иммунитет ко всем катаклизмам выработался. Кинет государство, отобрав последнюю копейку, вместо зарплаты — подачки по 200 рублей, вместо качественной водки — тошнотворный денатурат, какая разница, нам не привыкать. Эти самые «простые» и без того по всем сложившимся условиям не призваны доживать до пенсионного возраста, кончина каждого — лакомый джек-пот. Пропагандирующим господствующую идеологию социал-дарвинизма эффективным менеджерам высокого полета давно уже понятно, что содержать народонаселение страны экономически не выгодно. Вместо этих брюзжащих и на что-то претендующих иждивенцев намного проще нагнать ватаги гастробайтеров, а страну, порезав, как Африку, по линейке вместе с недрами и остатками местного населения сдавать в аренду.

Во всем этом жупеле кризиса самое важное — возможность прочувствования момента истины, который может наступить при определенном стечении обстоятельств. Люди должны очнуться и выйти из вегетативного и зомбированного состояния, наплевать на унизительную стабильность. Должны обрести свой голос, как шахтеры, которые со своими касками в начале 90-х были реальной силой, с которой считались. Тогда это будет безусловная победа и тогда кризис принесет чаемое обновление.

Мы скатываемся куда-то не туда, многие это понимают, но по какой-то инерции против воли тянемся в этом сомнительном направлении. Кризис позволит на время остановиться, оглядеться по сторонам и понять где же мы все-таки находимся.

Фраза «Пусть сильнее грянет кризис!» пришла спонтанно, сама собой. С ней, бесконечно прокручиваемой в мозгу, я приехал из первопрестольной, и уже после в газете «Завтра» прочел «Песню о кризисе» замечательного поэта Всеволода Емелина:

Отличный на самом деле лозунг, если вдуматься. Быть может, когда грянет грозно и свирепо во всю безумную стихийную силу, тогда рассыпятся поросячьи избушки, а наше ЗАО перейдет в иную форму собственности.

Новые учителя жизни от олигархов и вписанных в вертикаль власти чиновных клерков до попсово-гламурной взвеси и идиотов из Комеди Клаба должны почувствовать бренность и условность всего земного. В конце концов, это лучше, чем выстрел «Авроры» и революционные матросы со штыками.

Да, мы победили! Мы завоевали «нулевые». Мы огромный, сплочённый липкинский полк. Нам двадцать-тридцать, мы от Камчатки до Калининграда. У нас всё: и финансовая поддержка, и СМИ, и благосклонность старших товарищей. Мы общались в Кремле с Сурковым и с Путиным в Ново-Огареве пили чай.

Мы затуманили всем мозг и отформатировали литературу, сделав из неё «новый реализм». Мы для кого-то агрессивные бездари-сорняки, расчищающие локтями себе место под солнцем. Но уже совсем скоро никто и не вспомнит, что может быть что-то иное.

Мы утвердили новый формат, а всё, что в него не вписывается, уходит в резервацию внесистемной внеформатной литоппозиции. Таковы уж они — любители норных инстинктов.

Мы — «цветущая пора», и пришли не с пустыми руками, а принесли «мужественно твёрдый и ясный взгляд на жизнь». Ещё Николай Гумилев говорил за нас: «мы становимся причастны мировому ритму, принимаем все воздействия на нас и в свою очередь воздействуем сами». Мы открыты, распахнуты, готовы обнять.

Мы — победители, все кто не с нами — аутсайдеры с выжженным тавром неудачника. Мы ярки, прекрасны, молоды и деятельны. Мы верим только в свою силу, свою волю, в бушующую наглость. Другие — фаталисты, падающие ниц перед любыми препятствиями. И пусть себе роют дышащие холодом «метафизические» норы, мы будем осваивать жизнь полной и широкой грудью!

Кто нам запретит?! Ведь всё в наших руках!

Мы делаем будущее, мы формулируем идеал. Нам двадцать-тридцать, мы от Камчатки до Калининграда. Мы не одеваем кепки от солнца и не закрываемся в футляр кондовых стереотипов и бессмысленных псевдоинтеллектуальных рассуждений.

Мы говорим с миром, мы говорим со светом, а кто-то в это время шарит по углам своей душной мозговой бани. Ну что ж, каждый выбирает себе своё…

Пусть для других литература — иссохший родник с паутиной и пауками, но для нас она бьёт ключом. Если кто-то прозревает её финал и бьётся в апокалиптических конвульсиях, то мы радуемся всему новому, которое неисчерпаемо.

Если кому-то нравится разделять на правых и левых, своих и чужих, расписывать градации и выискивать философский камень критериев — мы разве против?! Мы не выискиваем атавизмы, а принимаем мир в его полноте. И если кто-то считает иначе, мы не против. Нам никто не мешает, и мы можем вместить всех, потому как победили!

Когда мы любим, страдаем, радуемся и восторгаемся, возможно, кому-то это и не понять. Но как можно рассказать о любви, о смерти, о жизни и вере? О метафизике можно написать надрывный трактат, а обо всём этом как? Если иные к тому же глухи и рецепторы их бесчувственны?..

Нашими руками движет нерв эпохи, вышибая пульсирующие знаки из-под клавиш. Если кто-то прохладен, если не слышит, не видит, не чувствует, а без конца всматривается в чистый лист… Что ему можно предложить? Как возможно было убедить староверов-дырников в том, что Бог светит не через щель в их деревянном срубе?

Нам говорят, что был плох реализм, который «новый». Возможно, и так. При диахронном подходе, обозревая историю, многое кажется мелким и малозначимым. Но главное, он был. И что предлагается взамен? Литературный исход в пензенскую пещеру и ожидание там конца времён в мазохистском экстазе?

А если завтра скажут: на фиг литература! И фаталисты согласятся, пропев: они победили… Мы опять будем заявлять «новый реализм» и делать через него искусственное дыхание.

Но мы-то никому не проигрываем. Никогда. Потому что другие… Мы победители, и это записано у нас на подкорке, и иными уже не сможем быть.

Нас обвиняют, но мы не оправдываемся. Нам говорят, надо судить, но мы хотим понять и познаем.

Мы вместе, но мы — по отдельности. Мы — полк, но и индивидуальности. Есть «мы», но какие контуры этого «мы», каковы очертания, сами плохо представляем. Потому как нет его граней: мы — это импульс, это воля.