Владимир Максимов - Растление великой империи

Вот и сейчас говорил я с Горбачевым, с Руцким, говорил со многими. Говорил: «Ну договоритесь вы наконец. Ведь надо сейчас договориться о какой-то фигуре, объединиться вокруг чего-то. А там идет сплошная грызня. Все претендуют на высшую власть. Даже Анпилов. Ну посмотрите вы на вещи реально. Пусть каждый прикинет, сколько процентов голосов он соберет. И ясно станет, что по отдельности никто из вас ничего не соберет. Но они же не могут до сих пор договориться. Народ сошел с ума. А вроде люди, занимающиеся политикой, прекрасно понимающие, что происходит со страной. И каждый тянет одеяло на себя!

Я часто слушаю того же Жириновского. И со многим согласен. Но ведь ни одному его слову верить нельзя. Он вас предаст всегда. Он то устроит какую-то бучу, тут же через два дня перестроится — и снова с властью.

Я надеялся на Думу. Но она проваливает все. Практически Дума стала филиалом исполнительной власти.

— Так и было задумано по Конституции .

— А кто ее принимал и утверждал? Неизвестно, откуда взялось такое количество жалких и никчемных людей на всех уровнях. Сидели бы где-нибудь в горсобесе, в своей тьмутаракани, эти провинциальные чиновники, так нет, все вылезли в столицу! Неужели из 180 миллионов человек нельзя найти достойных лидеров такой страны! Может быть, мы действительно несем в себе какой-то порок, в нас укорененный, если даже перед лицом смертельной опасности нация наша не может объединиться?! Отчаяние берет…

— Если вспомнить Маяковского, то когда вы итожите то, что прожили, к каким выводам приходите?

— Увы, к горьким. Правду говорят на Востоке, что мужчине, чтобы он мог считать, что прожил жизнь правильно, надо посадить дерево, вырастить детей, построить дом и написать книгу. Все это я сделал. Вроде бы совесть моя должна быть чиста. Тем более социально мне ничего впереди не грозит страшного. На скромную жизнь хватит. Но когда я думаю о России… Я никогда даже не думал, что я буду так это все переживать. Хотя я не так уже много хорошего видел за свою долгую жизнь на Родине. Начиная с самого детства я жил в такой страшной нищете, невероятной просто. Я никогда не думал, что так буду от всего происходящего страдать. Правду говорил Говорухин — как будто на твоих глазах твою мать насилуют. Невыносимее ничего придумать нельзя. И вот это делает мой конец очень безрадостным. Мне не хочется уже ничего. Даже книги писать. На этом фоне для меня все пустое. Если не будет России, то вся моя жизнь — абсолютно бессмысленна. А ведь уже никто не скрывает, что нас не должно быть.

Даже по телевидению русским уже открыто говорят: «Вас не должно быть». Вот Новодворская говорит: «Не должно быть этой страны!» А ведь она озвучивает черные мысли всех Гайдаров, вместе взятых. То, о чем они еще не осмеливаются говорить, хотя будут говорить это завтра, она уже говорит. И мне, когда я слушаю эту даму, мне действительно хочется взять в руки автомат Калашникова. И, несмотря на мой возраст, я бы его взял.

— Новодворская озвучивает кукловодов.

— Правильно, у нее самой-то мыслей на три копейки.

— После того, как ваши статьи стали появляться в «Правде», к нам стали буквально мешками приходить письма с откликами на них. Люди хотят знать о вас все, и мы не всегда можем им ответить. Может быть, не надо все же отчаиваться. Ведь не только ваши статьи работают, но и ваши книги, ваши пьесы. Вы как бы обрели сейчас второе дыхание…

— Для меня это сейчас самое важное. За то, что мне «Правда» дает возможность высказаться, сказать, я ей весьма благодарен. Если не на очень большую аудиторию это влияет, то хотя бы поддерживает, воодушевляет моих единомышленников. Для меня и самого сейчас это единственная отдушина. Я чувствую обратную связь. И очень высоко ценю этот жест «Правды» по отношению ко мне. Да и больше я нигде бы не получил такой трибуны. Может быть, «Советская Россия» еще могла бы меня печатать.

Тут главное — регулярность. Мы как-то разговаривали с Андреотти, он очень умный и тонкий человек, хотя сейчас его и обвиняют в связях с мафией. И он сказал, что, несмотря на всю свою занятость, постоянно пишет колонку для газеты «Эуропео». Сорок лет пишет эту колонку. И читатель знал, что в этой газете он всегда прочтет Андреотти. Мы говорили тогда в «Континенте», и он высоко оценил его, а я ему сказал: «Ну на что может повлиять эмигрантский журнал?» Он ответил: «Это вам так кажется. Главное, чтобы он выходил регулярно». И я это запомнил. И потому хватаюсь всегда за возможность выступать регулярно в одном и том же органе печати.

Я очень ценю, что у меня есть такая трибуна, как «Правда», где я могу сказать все, что хочу сказать. Для меня, я честно скажу, это стало просто основным смыслом жизни сейчас. Книги мои такого ощущения обратной связи мне не дают. Потому, пока мне дают такую возможность, весь остаток своей жизни я посвящу именно этому.

Я чувствую, что я внутренне разрушаюсь от этого ощущения полной безнадежности и полного бессилия повлиять на изменение ситуации. А здесь у меня хоть маленькое, пусть, может быть, иллюзорное ощущение влияния, но появилось. И это меня очень сильно укрепляет и человечески, и духовно. Что-то идет, какое-то дело я регулярно делаю.

… На том мы тогда и расстались. Я не мог знать, какие мучения предстояло вынести Владимиру Емельяновичу. Слово «рак» еще не было произнесено даже врачами. Они и все мы надеялись до последнего на лучший исход. И, даже начав публикацию этого интервью в «Правде», буквально за день до смерти Максимова, мы, вопреки всему, еще верили в чудо его выздоровления, в то, что он снова будет нашим автором, слова которого ждала вся Россия. Это — его последнее, действительно последнее интервью. Но все сказанное им» как всегда, остается актуальным и сегодня. Такова сила таланта Владимира Максимова, действительно огромного русского писателя.

В четверг, 30 марта, в парижском соборе Александра Невского состоялась прощальная панихида. Похоронили Владимира Максимова на русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа в тот же день.

Беседу вел Владимир Большаков.

«Петлице» («Засов») — подпольное издательство в Чехословакии.

«Параллельными полисами», предлагающими адекватные формы сопротивления тоталитаризму, представляется мне и вооруженная борьба с ним, которую ведут, к примеру, партизаны Афганистана, Анголы или Никарагуа (по этому поводу однажды метко высказался Александр Солженицын: «Неграмотные афганские крестьяне лучше западных интеллектуалов знают, как нужно сопротивляться коммунизму»). Но эта проблема, на мой Взгляд, требует отдельного и серьезного разговора. — Авт.