Елена Семенова - На этнической войне

Таких историй немало, все они похожи одна на другую. Как похожи и истории русских беженцев из Прибалтики, вмиг оказавшимися «негражданами» и «оккупантами». В этих странах, впрочем, дискриминация носила «цивилизованный» характер, не доходя до резни и кровопролитных погромов, бушевавших в других республиках.

Перед нами свидетельства беженцев из Узбекистана. Одна из иркутских газет приводит на своих страницах историю Марии Андреевны Алексейцевой:

«Девочка Маша родилась в Смоленской области незадолго до войны. Вместе с родными пережила фашистскую оккупацию. Голод, страх, массовые расстрелы мирных людей — всё было как у всех. После войны вместе с мужем, простым солдатом-артиллеристом, закончившим войну в Германии, перебралась в Узбекистан. Потом тоже как у всех — дети выросли, муж умер. Тут начались известные события в среднеазиатских республиках — резня турок-месхетинцев в Фергане, кровавые бои в Оше.

— Вот где мы страху натерпелись, хуже, чем в войну, — вспоминает Мария Андреевна. — Узбеки отрубали русским головы, выставляли в мясных лавках на всеобщее обозрение.

Отдав за бесценок квартиру и нажитое добро, женщина перебралась к родным в Иркутск. Устроилась на работу, с трудом выхлопотала небольшую (12 квадратных метров) комнатку в общежитии авиационного завода. Шёл 1997 год.

В этой же комнатушке — с общей кухней, туалетом и душем в прогнившем подвале — вдова солдата Великой Отечественной живет и сегодня…»

Количество этнических русских, по оценкам экспертов, сократилось в Узбекистане с конца 1980-х годов к 2000-му году почти в три раза: с 1.650 тысяч до чуть более полумиллиона человек.

Как и в Азербайджане в этой республике жертвами первой очереди были намечены не русские, а, в данном случае, турки-месхитинцы, однако, волна погромов со всей силой обрушилась и на русских. Надо заметить, что узбекский шовинизм был явлением не вдруг обнаружившимся. В своих очерках об Узбекистане Андрей Челанзарский приводит ряд любопытных эпизодов гораздо более раннего времени.

Первый из них относится аж к 70-м годам:

«Был тёплый летний день и мы сидели на скамейке возле нашей четырёхэтажки, в тени богатых листвой деревьев. Обычно летом в Ташкенте очень жарко, но тот день не был особо знойным. Бабушка читала какой-то журнал, а я теребил в руках какую-то игрушку и задавал ей бесчисленные, по-детски глупые вопросы. Это был послеобеденный час, когда во дворе безлюдно и тихо. Кроме нас и редких прохожих — никого. Вдруг из соседнего подъезда послышалось стрекотание игрушечного автомата. На улицу вышел пятилетний мальчик, которого звали Шавкатом. Он выбирал себе воображаемые цели то тут, то там, нарушая тишину продолжительными очередями. Подойдя к нам, он нацелился на меня и начал стрелять.

Конечно же, Шавкат играл, и ничем не мог мне повредить. Однако и по законам детской игры он был не прав, так как стрелял в безоружного. А уж с точки зрения взрослого и вовсе учился нехорошему. Поэтому моя бабушка справедливо возмутилась:

— Шавкатик, как тебе не стыдно! В людей стрелять нельзя.

— Он русский — в него можно! — неожиданно выдал Шавкат.

— А причём тут русский или нерусский? — спросила бабушка. — Что плохого сделали тебе русские?

— А пусть они едут в Россию! — не унимался маленький поганец.

Моя бабушка была ошарашена этой дерзостью и было видно, что её что-то держит, не даёт разразиться в эмоциях, накричать на гадёныша или же пригрозить ему. Попытка обратиться к голосу совести Шавката не удалась — видать таковая у него отсутствовала. Тогда моя бабушка обратилась к его разуму:

— Но ведь твой папа учился в Москве и его оттуда никто не гнал, — сказала она тем же уверенным и спокойным голосом, что и прежде.

— Хм… — ухмыльнулся Шавкат с презрением, — Ну и что, Москва для всех, а Ташкент для узбеков.

На это у моей бабушки почему-то не нашлось контраргумента. А может она просто не захотела с ним больше связываться».

Другой эпизод: «Мой друг, который учился в одной из центральных школ города Ташкента, рассказывал мне, что у них каждый урок узбекского языка («узбек-тили») начинался с «политинформации». То есть, в класс заходила училка-узбечка, говорила несколько заведомо непонятных русским ученикам фраз и под дружный утробный хохот учеников-узбеков принималась во всё горло ржать над растерянными школьниками, а когда ей надоедала эта забава, она напускала на себя благородный гнев и вопила на весь класс, что русские ученики — бездари, безмозглые лентяи, дубы и придурки, не хотят учить узбекский язык, хотя «по узбекской земле ходят и узбекский хлеб жрут».

По словам моего друга, на «политинформацию» у неё уходило до 30 минут от урока, а в оставшиеся 15 минут она задавала учить наизусть какой-нибудь стих, смысл которого мало кто из русских понимал, за исключением небольшого количества понятных всем слов: Ленин, Тошкент, Узбекистон, нон («хлеб») и т. д. Здесь нужно оговориться, что доставалось не только русским, но и всем неузбекам, незнающим узбекского языка.

Мне повезло в большей степени, если можно назвать это везением, чем моему дружку. В нашей школе пятиминутка русофобии на уроках узбекского проводилась не каждый день, училка на нас почти не орала, но регулярно и с плохо скрываемым презрением вещала о том, какие русские неблагодарные — «узбеки их в войну обогрели, а они все никак не могут выучить узбекского языка».

Правда, мне запомнился один диктант. Это был необычный диктант: он наговаривался по-русски, а записывать приходилось сразу по-узбекски. Диктовка происходила настолько быстро, так что времени на обдумывание и перевод почти не было. Однако, я с диктантом справился, хотя и сделал одну досадную ошибку: вместо слова «хозир» (сейчас), которого я не мог вспомнить — меня «заклинило» от скорости диктовки, написал близкое по смыслу слово «бугун» (сегодня). Получилось «сегодня 19-й год».

На следующем уроке, когда наши тетради были проверены, училка внезапно вылила на меня целый ушат словесных помоев: «Ты что, совсем баран? У тебя сегодня один год, а завтра другой? Ты совсем ничего не соображаешь? Тебя в детстве с крыши не роняли? Когда ты, наконец, будешь учить узбекский язык? Может он тебе не нужен? Конечно не нужен: чтобы узбекский хлеб жрать — узбекский язык не нужен!»

Наряду с этим, нашим одноклассникам-узбекам на уроках русского языка и литературы (да и по всем другим предметам) всегда завышали отметки. Им главное было промычать что-нибудь вразумительное, и уже пятёрка, или на крайний случай четвёрка, была обеспечена