Александр Никонов - За фасадом империи. Краткий курс отечественной мифологии

«Вне зависимости от идеологии…» Самым последним полновластным монархом империи был Сталин, несмотря на нетрадиционную для царей риторику. И самым концентрированным. Он относился к народу как к грязи, и весьма трепетно собирал все, что когда-либо принадлежало трону. Вооруженный совершенно иной идеологией, Сталин тем не менее по каким-то загадочным причинам продолжал ту же имперскую политику, которую до него столетиями вели цари. Он словно оказался во власти имперской волны, которая подхватила его и понесла.

Но самое любопытное, что вотчинная психология проникла и в головы простых людей, которые всегда, в том числе и при Сталине, считали себя больше подданными, чем гражданами. Они принадлежали вотчине. И государство относилось к ним как к имуществу, которое не наделялось свободой воли. Совершенно серьезно СССР требовал выдать сбежавших в свободный мир своих холопов, полагая их «принадлежащими» государству. А не самим себе.

В чем причина этого феномена? В перевернутости всех отношений в стране с ног на голову. Из частной собственности вытекает власть — таков Запад. Такова цивилизация. Из власти вытекает собственность — такова Азия. Такова дичь.

Неразличение властью власти политической (то есть власти над людьми) и власти экономической (над вещами) — это деспотия. То есть обычное русское состояние — в «градациях серого»: деспотии у нас то чуть больше, то чуть меньше. То набирают силы естественные, приносимые теплым Гольфстримом цивилизационные тенденции свободы, ломающие русские льды, то происходит откат на прежние позиции. Систему колбасит, как фыркающий двигатель, который никак не может запуститься. Казалось бы, вот он зачихал, сейчас схватится, затарахтит, начнет работать, как положено. Но нет! Вновь провал, и водитель снова надсадно пилит его стартером. Холодно…

Чтобы существовала цивилизация, необходима святость частной собственности, то есть примат личности над государством, которое есть лишь обслуга для защиты собственности. Чтобы процветали дикость, беззаконие и жизнь «по понятиям», в головах народа должна быть общинная, коллективистская психология. Которая автоматически приводит к самодержавию, к тому, что интересы общества начинает в пределе определять один человек. Или крайне узкая группка людей возле формального трона.

А это, в свою очередь, приводит к экономическим перекосам, стагнации, монополизации, неэффективности системы в целом, тотальному ущемлению прав людей, невзирая на лица… В 1712 году царь Петр по принуждению переселил тысячу дворян и тысячу купцов в промозглый, никому не нужный Санкт-Петербург. Почему тысячу? А число круглое! Не хотели ехать. Но их, как холопов, взяли и переселили, не спрашивая… Мы помним, как в 1480 году Иван III захватил Новгород, задушив тамошние ростки свободы. После серии казней из города стали вывозить самые именитые семьи — элиту. Просто брали и насильно переселяли, как Сталин впоследствии переселял народы, не спрашивая ничьего согласия. Их имения, дома, земли были конфискованы царем просто по произволу. Никого не волновало, что это — чужое. У нас в стране «чужого» нет — все принадлежит народу, то есть государству, то есть царю, его олицетворяющему. Царь перемещает виднейших бояр, как холопов на личном дворе. Сегодня ты знаменитый нарком, а завтра — машешь кайлом на Беломорканале. Сегодня ты боярин — богатый и полагающий, что «поймал бога за бороду». А завтра Басманный суд приговаривает тебя к 14 годам, и все твое имущество волшебным образом переходит к короне.

Народ наш готов терпеть любой гнет государства, с удовольствием причмокивая, но не готов терпеть «гнет» собственников, капиталистов, который несравнимо, в сотни раз легче. Почему? Потому что люди здесь считают себя холопами державы. И не считают себя свободными гражданами.

Страна работает в режиме оккупации собственной властью. И чем крепче властная вертикаль, тем в большей степени. Это общество, порабощенное государством, которое скинуло внешнее иго (татар ли, немцев ли) и само стало игом…

Свобода русского торгового севера душится московским деспотизмом. Допетровская оттепель с прогрессивноэкономическими тенденциями сменяется петровской оккупацией, централизацией и убийством экономики. Капиталистический взлет позднего царизма сменяется сталинским крепостничеством, предельной централизацией, полицейщиной и — в итоге — разрушением экономики, приведшим к распаду страны.

Мы помним: строившие Московское царство князья кроили будущую империю по образцу имения или удела. Княжий холоп не имел права отлучаться без спросу. Так почему этим правом должен был обладать княжеский подданный? Отсюда тенденция закрепощения людей по всему завоевываемому пространству. И положение, боярина ничем не отличалось от положения крестьянина — просто у них работа разная. А так — и тот, и другой лично несвободны. Они служат. И служение их велико и пафосно.

Когда эта земля была заселена славянскими колонистами, а скандинавские князья-оккупанты царили на малых островках лесного океана, вокруг их уделов простиралась вольница. Которая платила князьям дань за «крышевание» — тем и ограничивались отношения островков с океаном. Но по мере расширения и слияния островков свободы оставалось все меньше и меньше. И в пределе она осталась только у одного человека — государя. Интересы государя и были интересами государства. А остальным в это просто пришлось поверить.

Государственный бюрократический аппарат — продолжение княжьих рук — был конструктивно централизованным. А иным при таком способе управления он быть и не мог: управление страной осуществляет либо ее единоличный владелец через своих слуг, либо «совладельцы», то есть имеющие в ОАО «Страна» неотъемлемую долю, основанную на принципе святости частной собственности, или попросту граждане. Тогда управление получается децентрализованным, а система живой. Но это не про Россию…

…Когда в жидком океане лесной свободы наконец кристаллизовалось русское государство, получился застывший блок. Все социальные лифты выключены, население практически разбито на касты, причем переход из одной касты в другую невозможен. Было тягловое сословие, черный люд — эти пашут, делают телеги, куют, валят лес… Есть служивые. Эти воюют, командуют, учитывают, пишут, приказывают в своих приказах… Есть духовенство. Эти не служат и не пашут. Они отвечают за мозги первых двух сословий, обеспечивая единую мировоззренческую картинку и покорность.

При этом вовсе не факт, что доля служилого населения была легче крестьянской: статьи в Судебнике XV–XVI веков прямо запрещают помещикам продаваться в холопы, дабы избежать государевой службы. В XVI–XVII веках фазовый переход окончательно завершен: приняты законы, прямо запрещавшие переход из касты в касту. Крестьяне более не могут покидать свои клочки земли, купцы менять место жительства, священники слагать сан. Сыновья священников должны идти по их стопам. Сын человека из служивого сословия регистрируется как представитель именно этой касты.