Виктор Салошенко - Первые. Наброски к портретам (о первых секретарях Краснодарского крайкома ВКП(б), КПСС на Кубани)

Ему нельзя было отказать в политической гибкости и умении обходить подводные камни, которыми щедро был усеян путь партийного руководителя, но, опять‑таки, в своем, во многом правомерном и искреннем отстаивании интересов края, был он прямолинеен, а иногда просто груб. К тому времени нельзя было не заметить как бы две прессы, одну — превозносящую до небес реальные и отнюдь не дутые заслуги Медунова и всего края, другую — выпускающую порции желчи. Всё это делалось на фоне грандиозных, как любил говорить Медунов, «крупномасштабных» достижений края. Иные, наиболее ангажированные журналисты, без видимых на то оснований, авторитет Медунова были намерены растоптать и уничтожить. К слову сказать, многие из пишущей в ту пору журналистской братии по — настоящему не знали, да и не могли познать его медуновский характер. Он был весьма закрытым человеком, и душу свою перед посторонними раскрывал крайне редко. Я всего лишь несколько раз за совместную многолетнюю работу был очевидцем некоторых ситуаций, проливающих истинный свет на характер Медунова.

…Как‑то в его автомобиле мы мчались по Красной, где на темном асфальте поблескивали лужи прошедшего весеннего дождя. Неожиданно Медунов, тронув водителя за плечо, сказал:

— Не гони, притормози здесь…

Я удивленно смотрел на нарядного и вместе с тем официально — торжественного шефа, с которым никогда ранее не приходилось находиться так близко. Улавливая свежий и крепкий запах мужского одеколона, удивлялся простоте и вместе с тем основательности его слова и действий.

— Погоди, поверни к бордюру, минутку постоим…

И тут только я увидел предмет любопытства Медунова. По луже напротив машины радостно шлепал, обдавая брызгами молоденькую маму, счастливый малыш, одетый в светло — синий с яркой оранжевой полоской костюмчик.

Мамаша, видя, как близко остановилась машина, выхватила малыша из лужи, легонько шлепнув его, и стала что‑то поучительно втолковывать ему. Мне показалось, что и сам Медунов в тот момент не прочь был бы побежать по весеннему дождю; в нем, словно в старом могучем дереве, проснулись молодые токи, тронулись весенние почки и он, неумело скрывая охвативший его прилив вешнего настроения, сказал:

— Жаль, пусть бы побегал по лужам… Поехали!

Припоминаю еще один, приятно удививший меня случай.

Было это после комсомольской конференции на непременной в те времена вечеринке, по случаю её успешных итогов. Медунов произнес положенные в этом случае слова и вдруг начал читать… стихи:

Как эти сосны и строенья Прекрасны в зеркале пруда.

И сколько скрытого волненья В тебе, стоячая вода!

Кипят на дне глухие чувства,

Недвижен темных вод покров,

И кажется, само искусство Освобождается от слов.

Мы невольно замерли, ошарашенные столь неожиданным пассажем партийного шефа.

— Ну, комсомольцы, кто написал эти стихи? — лукаво улыбаясь, задал вопрос Медунов.

Ответа не последовало, и после некоторой паузы Медунов с удовольствием произнес имя поэта:

— Илья Оренбург!

Впоследствии, вспоминая не строчки, я их просто не запомнил, а образы, отыскал это стихотворение, штудируя знаменитого «Пилигрима мира».

У него была своя особая манера вести беседу. На ваш вопрос он отвечал не вдруг, не наступая голосом на ваш голос, не демонстрируя свою готовность опровергнуть вас, опрокинуть, смять, а напротив, как бы медля, делая небольшую паузу, закаляя свою выдержку. Итак, короткая пауза. И после нее тихо, исподволь, как бы по знаку музыкантов, он вступал в беседу или продолжал её. И чем напряженней был ход беседы, чем воспаленней ее тема, тем тише говорил он. И тогда его тихий голос звучал громче всех, в нем концентрировалась убежденность, как в туче электричество.

4

Быть может, мы подходим к главному.

Из приведенного ниже отрывка из книги моего давнего коллеги по Ставрополью Виктора Алексеевича Казначеева, бывшего первого секрета эя Ставропольского крайкома комсомола, соратника М. С. Горбачева, с которым проработал около 25 лет, станет более ясным появление на свет политического ярлыка — «медуновщина».

Следовательно, более понятным окажется вопрос о причинах скандальной известности партийного руководителя Кубани, реально претендовавшего в то время на один из высших постов в партии, а, может, даже, как поговаривали в партийных кулуарах, и на главный пост генсека.

Книга В. А. Казначеева называется «Интрига — великое дело» и вышла в Ставропольском книжном издательстве в 1997 году.

«Андропову очень хотелось «расшатать» не очень прочный «трон» Брежнева, — говорится в ней. — Однако для этого требовалось убрать с дороги многих, в том числе друга Леонида Ильича — С. Ф.Медунова, хозяина соседнего со Ставропольским Краснодарского края.

Когда отмечалось торжество на Малой земле, туда были приглашены и секретари обкомов, крайкомов. То, что Медунов все время находился рядом с Брежневым, бесило, расстраивало Горбачева. Рождалось желание испепелить более удачливого соперника. Михаил Сергеевич обо всем информировал председателя КГБ Андропова так, как было выгодно ему и нравилось Юрию Владимировичу. Вернувшись в Ставрополь, только и делал, что сыпал ядовитые остроты в адрес Медунова.

Но это за глаза, а в телефонных беседах этих двух секретарей, на которых я часто присутствовал, сквозила доброжелательность, казалось, что разговаривают лучшие друзья, соратники, желающие один другому только добра. Но, бросив трубку, Горбачев тут же становился самим собой, начинал отпускать в адрес Медунова нелестные слова. И столько было в них злости, ненависти, что казалось: дай ему волю — стер бы Сергея Фёдоровича в порошок. И стер. Точнее, расправился с ним Андропов, но с помощью Михаила Сергеевича и Г. П. Разумовского, председателя Краснодарского крайисполкома. Именно они сообщили Юрию Владимировичу сведения о валютных операциях Медунова по продаже за границу черной икры и других незаконных действиях краснодарцев на многие миллионы долларов, коррупции в торговле и иных сферах народного хозяйства. Решение Андропова искоренить коррупцию в Краснодаре похвально и правомерно, хотя до сих пор вызывает сомнение личное участие Медунова в этом деле…»

Мне хотелось бы кое‑что уточнить в некоторых выражениях В. А. Казначеева, объяснив их появление отсутствием, видимо, достаточной информации.

Как вы заметили, автор книги, как бы между строк упоминая о «валютных» операциях Медунова по продаже за границу черной икры и других «незаконных действий краснодарцев на многие миллионы долларов…», сам того не желая, невольно создает образ Медунова — мафиози.

Здесь хотелось бы возвратиться к началу главы и повторить слова, произнесенные Н. И. Кондратенко у могилы