Виктор Ротов - Ближе к истине

ми, уютными огоньками. Медленно встают дымы над трубами. Они упираются в пелену тумана, растекаются и растворяются в нем, пополняя «пуховик», зависший над поселением. Как‑то в домах этих протекает жизнь селян! Струится неслышно под недремлющим оком Вселенной. Мужчины и женщины, старики и дети; жены и мужья, сыновья и дочери; матери, отцы; семьями, в одиночку; влюбленные и равнодушные, спокойные и беспокойные; красивые и не очень. Уставшие, бодрые, счастливые и несчастные; умирающие и новорожденные. Право! Сколько их там. Со своими страстями и проблемами, радостью и горем. Там. И вот там, за покатым холмом, в широком и долгом распадке. Мерцают огоньками. Они кружат слева, справа; маячат впереди, уплывают назад…

В окно автобуса сочится запах соломы с убранных полей. Он перешибает запахи пробензиненного насквозь салона. Я представляю себе, как млеет душа здешнего станичника или хуторянина, когда он подъезжает к родным своим пенатам после шумного, пыльного и загазованного по ноздри города. Он уже мысленно дома. Мысленно разговаривает со своими. Ходит по комнатам, перебегает взглядом с вещи на вещь, составляющих его быт и уют.: Если он молод и женат, предвкушает ласки любимой жены в постели; если в преклонном возрасте, — думает о сладостном отдыхе. А любящий отец, конечно же, представляет себе, как кинутся к нему детишки в надежде получить гостинец. И он не обманет их надежд — там, в сумке, действительно припасено для них кое‑что. Представляет, как они радостно завизжат и потянутся обнимать его за шею маленькими своими, теплыми ручками.

Я говорю Ждану — Пушкину, сидящему рядом:

— Какая прелесть!

Он философски кратко, но, чувствую, равнодушно отвечает:

— М — да… — И смотрит в окно, мол, где же там прелести?

Мы едем на празднование семидесятилетнего юбилея хутора Новоурупский и шестидесятилетнего юбилея нашего писателя Ивана Бойко. Хотя его уже «отпели», как выразился перед этим его друг, тоже писатель, Иван Зубенко. Восьмого августа, в день рождения, крепенько посидели за столом. Но «отпевание», похоже, имеет честь быть продолженным. Такова воля и желание размашистого юбиляра. Он родился шестьдесят лет тому назад в хуто

ре Новоурупском, который назвал в своей повести Труболетом.

Мы едем уже около пяти часов. Мы намаялись в маленьком автобусе. И гадаем, накормят нас по приезде, или… И хочется полежать. Вытянуться на кровати, потому как сидеть в кресле автобуса несколько часов кряду утомительно и надоело.

Но все обошлось как нельзя лучше.

На следующий день утром мы отправились на хутор. (От Отрадной шесть километров). Конечно же остановились у моста через Уруп. Того самого моста, который был построен стараниями и упорством Ивана Бойко. Благодаря этому мосту «неперспективный» умирающий хутор сразу ожил. Теперь здесь крупное овцеводческое с частичным полеводством отделение. Здесь выведена и совершенствуется одна из самых эффективных пород овец. Что шерсть, что мясо. Мы в этом убедились наглядно.

Сразу за мостом дорога берет круто, потом идет по склону горы Казачья, мимо кукурузного поля, того места, где когда‑то жили деды Ивана Бойко. Он обращает наше внимание на это и «грозится» построить на этом месте Дом творчества. Потому что здесь красиво и отсюда открывается широкая панорама отрадненского предгорья. В самом деле — глаз невозможно оторвать, до того красиво. Длинные пологие холмы — словно волны океана. Они уходят к горизонту, между ними широкие, возделанные или заселенные распадки. Или заросшие лесом. И причудливо расчерчены лесопосадками. А в дальнем далеке над ломаной линией гор чуть угадывается, сливаясь с небом, еще более дальняя линия гор. Говорят, при ясной погоде, когда воздух хрустально прозрачен, виден двуглавый Эльбрус.

Проезжаем новую часть хутора — красивые кирпичные коттеджи, построенные на том же «бойковском напоре», что и мост. Поднимаемся чуть в гору, и вот он, собственно, хутор Новоурупский. По повести Ивана Бойко «Труболет». Здесь видавшие виды хатки мирно уживаются с новыми добротными домами. Сады, огороды и настоящая, из жердей, ограда. На правой стороне улицы — громадный навес. Под ним техника. А дальше, под горой, — овчарни. Широкие, просторные и уже старенькие. Возле столовой — праздничная толпа. У ближнего двора стоит щедро накрытый стол, на нем всевозможные закуски и большая старинная четверть самогонки. Подходи, пей, закусывай. Рядом импровизированный сруб колодца. На нем

цибарка с холодной зуболомной водой. Подходи, утоляй

жажду.

Несмотря на холерные страсти в стране, я вижу, люди подходят, пьют. Я тоже напился. Уверенный — сельчане плохой водой не напоят. И в самом деле — потом я видел тот колодец, откуда вода в цибарке: на нем железная крышка на замке. И забор воды ведется установленной внутри электропомпой.

Подъезжают и подъезжают легковые машины, автобусы, конные повозки, мальчишки снуют на велосипедах. В глазах рябит от ярких нарядов артистов самодеятельных и профессиональных коллективов, прибывших сюда из других станиц и районов. Женщины в нарядах окружают юбиляра и, пританцовывая, поют величальную. Иван Бойко со знанием дела принимает их поздравления — тоже пританцовывает и поет. С такой же величальной окружают некоторых гостей. Потом вся эта гомонящая, поющая, играющая публика с репортерами от радио и телевидения продвигается к столовой, где приготовлена площадка для выступлений артистов, и небольшое возвышение с микрофонами, откуда будут выступать желающие сказать речь.

Ведущая объявляет о начале торжеств. Хотя они давно уже начались спонтанно. Возвышение для ораторов украшено «задником» — квадратом загрунтованной фанеры, на котором изображены цифры 70 и 60 — юбилейные даты хутора и писателя Ивана Бойко. И лента, которая охватывает эти цифры и как бы связывает эти два события.

Скромно и умно!

Выступило районное и местное начальство. Поздравили хуторян и писателя — юбиляра. Все чинно, красиво. К Ивану то и дело подходят люди — женщины, мужчины, молодежь, даже детишки. Поздравляют его, вручают букеты, подарки. Он гут же передает это жене Валентине Николаевне. Она и часть родственников его жмутся здесь, возле меня, у сеточной оградки. И ни в какую не хотят садиться на стулья, вынесенные из столовой, — стоя, им виднее, как чествуют Ивана. А он, нарядный, ходит кочетом в этом головокружительном торжестве. Держится молодцом. Даже привычно, будто проходил школу славословия. Принимает букеты, подарки, целуется направо и налево. И бесконечно счастливый.

А потом начинается многочасовой вихрь песен и танцев. Палит солнце, шалит ветер, бросая в нас пылью и опавшими листьями. А мы сидим, терпим. Потому что нет сил