Виктор Ротов - Ближе к истине

Все это наводит на грустные мысли. А что сделаешь? Ничто не вечно в подлунном мире. И мы тоже. Однажды и нас не станет. Это заложено в Природе — появление и исчезновение. Так в чем же дело? О чем печемся? О каком‑то ковыле, ящерице. А в том, очевидно, что Природа сама распорядится сменой «декораций», и не надо толкать ее под руку. Не то можно спровоцировать такой процесс, от которого нам не поздоровится. Нас самих придется заносить в Красную книгу. Только кто это сделает?

Так что если вдуматься, «Красная книга» в конце концов о нас с вами. И спасибо создателям за ее за «красный огонек» — предупреждение. Проникнемся с Божией помощью.

Кубанские новости» 30.12.1994 г.

Мой однопалатник по санаторию «Ейск» прибыл с Алтая. Он поставил чемодан, бросил журнал на стол и начал раздеваться. Заметив, мой интерес к журналу, сказал:

— Купил в Барнауле. Чтоб не скучать в дороге. — И, подал его мне.

Журнал «Алтай», № 6, 1991 год.

— Там интересная повесть, — продолжал он. — «Волчья охота».

Я открыл журнал, пробежал глазами «содержание». О! «Валерий Шатыгин. Волчья охота». Однокашник по Литинституту. С тех пор я стараюсь «достать» и почитать его.

Итак.

Трое друзей, фронтовиков — разведчиков, очутившись после ратных дел на мирной ниве гражданского строительства, как бы нанизанные на административно — служебную вертикаль, постепенно нисходящую «от Москвы до самых до окраин» до стройки на Алтае (дорога через перевал Карахач), сами того не замечая, под давлением «неких обстоятельств» втянулись в такую волчью жизнь, которую действительно иначе не назовешь, как волчьей охотой.

Справа Валерий Владимирович Шатыгин

Академик Сукристов, витающий где‑то в правительственном поднебесье, управляющий трестом Бочкарев, стоящий в центре между стройкой на Алтае и Москвой, и начальник строительства дороги Шестопалов — вот главные герои, на которых держится стержень сюжета. Три волчары строительства коммунизма, прошедшие фронтовыми дорогами, видавшие смерть в глаза, сломавшие хребет фашистскому чудищу, познавшие настоящее солдатское братство, пришли с фронта домой строить мирную жизнь. Но… Что‑то довлеет над ними. Громоздкое, холодное, бездушное и… непонятное. Образ этого «непонятного» дан в начале повести. Это, если говорить о деле, — снежный, недоступный Карахач. Он царит над горными таежными распадками, взирает со своего холодного высока на суету у своего подножия, и никто не может постичь его студеную поднебесную, жестокую «мудрость»; никто не смеет приблизиться безнаказанно к его вершинам, и никто не может рассчитывать на его участие или снисходительность, потому что он равнодушен ко всему — что там, внизу. Хотя мы понимаем, что без подножия не бывает вершин. Но жизнь устроена странно: именно живот

ворящие силы, взметнувшие на своих широких плечах вершины, сделав свое дело, потом как бы отстреливаются, как ненужные уже ступени ракетоносителя.

У Шестопалова — начальника строительства — отказывает сердце. Укатали сивку крутые горки. И он понимает, что это последняя его «победа» на фронте мирного труда. Он замучен, задерган бесконечными неурядицами, заботами и хлопотами на стройке. Он громко провозглашает победу над Карахачем, хотя в глубине души понимает, что не победу празднует, а терпит сокрушительное поражение. Как ни старался он, как ни упирался — ему не удалось сделать свое дело так, как он хотел. И ему приходится хитрить, ловчить под руководством своего вышестоящего друга; предстоит унижаться перед членами приемной комиссии, чтоб замазать недоделки. Лестью и угощениями, выездом на волчью охоту. Почему все так? Почему ему приходится выворачиваться наизнанку перед высокой комиссией? Потому что не хватает того, этого; потому что в проекте масса ошибок и просчетов, повлекших огромное удорожание работ и оттяжку сроков ввода в эксплуатацию дороги через перевал; экологические проблемы, обострившие отношения с местным населением. Ему приходится «замаливать» чужие грехи.

Неожиданная отставка руководителя приемной комиссии Сукристова, на которого были все надежды, что он не «заметит», а где и просто покроет недоделки и недочеты в работе, совершенно выбивает его из колеи. И столько разных проблем сразу свалилось на его голову, что трудно уже понять, кто крайний, кто виноват, на кого молиться во всей этой деловой кутерьме?

А никто не виноват. Потому что в стране царит коллективная безответственность. Круговая порука. Меняются правители, но не меняется стиль работы, система. Люди приходят и уходят, болеют, умирают от инфаркта и никак не могут понять, что на них идет обыкновенная облава, охота. Их обложили красными флажками и гонят. Им бы понять — это всего‑то тряпица, стоит поднырнуть под нее, и был таков. Но нет. Правила игры! Система! И все идет по кругу. И нет спасенья. А если кто и вырвется из круга, ища спасения в поднебесных вершинах, то все равно его настигнет крушение или даже смерть. Как того волка, который догадался‑таки поднырнуть под красную тряпицу.

Сукристов — наиболее поднаторевший из волчар ком^ мунистического строительства. Его отстранили от руко

водства приемной комиссией? Ну и что! Он посылает сына иод крылышко друга. Чтоб он там потренировался делать направленный взрыв и заодно взял материал для докторской. Ну и поохотится вместо него на волков. С поганой овцы хоть шерсти клок.

Бочкарев стоит пониже Сукристова на служебной лестнице, но выше Шестопалова. Он едет в Москву, чтоб уже оттуда начать подмазывать руководителя приемной комиссии. Вот ведь до чего дожили фронтовые друзья-разведчики! А что поделаешь? Система вынуждает.

В то время Шестопалов — конкретный «виновник» всей этой приемосдаточной канители, готовится к улещиванию высоких гостей. Привечает сынка высокопоставленного друга, шусгрит, дергается. Храбрится, явно сдавая перед напором неустроенной холостяцкой жизни. Хватается за сердце. Шумит о победе над Карахачем, велит поставить пластинку испанского «Фанданго» за неимением бравурного марша. А толку‑то? За все свои старания, за свое горение на работе, за изнуряющую беготню и собачье житье в горной тайге его лишь отругают за недоделки. А то еще и политику пришьют, поскольку местное население встало на дыбы против того, что строители могут порушить Теплый ручей.

Там и ручья‑то того! Но… В стране нынче демократия. Новые ветры. Так и живем: то разрушаем до основания, а потом… (Гробим нацию). То строим социализм: эксплуатируем лучших на износ. Потом война. Снова кладем в землю десятки миллионов. Но приходят «новые русские» и объявляют победу над фашизмом чуть ли не напрасным делом. (Под немцем жили бы лучше). Лучше бы сдали Ленинград, — сказал наш уважаемый литературный мэтр Виктор Петрович Астафьев. От этой его мысли рукой подать до более «смелой» — лучше б вообще проиграли войну, потерпели поражение. Вот какие ветры подули! Что там тебе дорога через перевал Карахач!..