Виктор Ротов - Ближе к истине

Там каждый, открывающий свое дело, просчитывает все от начала до конца — что и как он будет делать и каков ожидается результат. Там каждый производитель

— имеет возможность жить и развиваться. Мало того, ему помогает государство на старте и не обременяет его налогами на первых порах.

У нас же обложили производителя дичайшими налогами и разными обязательными платежами, как волка красными флажками, накинув настоящую удавку на экономику страны. Идет выкачивание средств из народного хозяйства и перегон денег за рубеж. Наши реформаторы уподобились вампирам, которые пьют кровь из поверженной страны и обманутого народа. Сами же себе установили миллионные оклады и жируют. Чубайс уплатил одних налогов за 1996 год 515 млн. рублей. Сколько же он положил в карман? Говорит, лекции читал. О чем? О том, как разрушал советскую экономику? Как ограбил собственный народ?..

Если при советской власти правители сами жили и другим давали жить, то теперешние правители думают только о себе. А народ хоть подохни. Это факт. И это не может долго продолжаться. Из этого состояния два выхода — либо Народ вынудят взяться за дубину, либо народ призовет к власти диктатора. Я предвижу его в скором времени. И тогда из зарвавшихся Чубайсов и чубайсиков вытряхнут душу с потрохами. А пока губернаторам регионов надо брать экономику в свои руки. В основу ее положить настоящий полный хозяйственный расчет. Именно хозрасчет даст возможность определить коренные, легко контролируемые показатели, без которых любое дело — гарантированный провал. Это — производительность труда, себестоимость продукции, прибыль.

Государство не должно мешать производителю вести дело «от» и «до». Наоборот, призвано помогать всячески. А потом производитель поделится прибылью по установленным правилам «игры». Сам. Без напоминаний и вытряхивания. Как это делается сейчас.

В. И. Ленин говорил: «Социализм — это прежде всего учет». Таким образом он агитировал за новый строй. Мы теперь лихо посмеиваемся над гениальным человеком. Осмелевшие наши эстрадные зубоскалы уже потеряли

всякое приличие, высмеивая даже обыкновенный здравый смысл. А ведь пьют и жрут они за денежки, которые выкачиваются из остатков здравого смысла. А здравый смысл как раз и заключается в том, что всякое дело требует учета и прежде всего учета. Социализм ли это или капитализм — учет прежде всего.

Если б я был губернатором, я бы начал именно с инвентаризации предприятий всех видов деятельности. То есть с того, с чего начал Николай Игнатович Кондратенко.

Всякому мало — мальски мыслящему человеку понятно, что, берясь за какое‑либо дело, пусть самое простое, надо сначала определиться с возможностями. То есть произвести инвентаризацию возможностей. Причем под возможностями я бы понимал всю совокупность средств производства и производительных сил. Включая все виды ресурсов — земельные, водные, ископаемые, энергетические, сырьевые, финансовые, кадровые и т. д. Даже возможности климатических условий. Возможности рынка (внутреннего и внешнего). Ввоз, вывоз. Дефицит.

В результате получится документ, в котором видны как бы изначальные стартовые возможности края. От них и «плясать». Определив приоритеты, сразу будет видно, какие направления хозяйствования притормозить, какие вовсе ликвидировать, какие инициировать. Всему этому необходим, как воздух, учет всего и вся, который, конечно же, не мыслим без информации. Достоверной! Достоверная информация приобретает нынче значение разведданных в военное время. Это та же стратегическая продукция, которую следует старательно накапливать и надежно хранить. Так, чтоб без особого труда можно было освежить ее и воспользоваться ею.

Для этого понадобятся специалисты по сбору инфор мации, ее обработке и хранению. Здесь должны быть особо ответственные люди, ибо малейшая неточность влечет за собой цепь непоправимых сбоев в экономике.

На деле руководители недооценивают важность этой работы. Благодушно прощают огрехи в учете и информации, которые легко скрываются в общей картине хозяйствования. А надо, чтобы каждый случай ложной или недобросовестной информации был чрезвычайным событием и имел самые жесткие последствия для виновника. Кто владеет правдивой информацией, тот владеет всем.

В конце оригинального текста псалома, взятого мной за эпиграф, стоит вопросительный знак. Я бы поставил точку. Ибо храм Божий действительно в нас. И название ему — Душа.

На северо — восточной окраине Новороссийска, где отрогом своим спускается в город Лысая гора, у входа на кладбище когда‑то стояла деревянная церквушка. Видная отовсюду. Она запомнилась мне празднично — нарядной, сверкающей на солнце маковкой. Мы жили на углу Старошоссейной и Стахановской (ныне Васенко и Тамбовская). Над дорогой, по которой в 1918 году прошел знаменитый Железный поток.

Стахановская улица была крайняя, дальше уже не было домов. По этой улице моя бабушка Екатерина Акимовна и ходила в церковь. А я выглядывал ей вслед в кухонное окошко, выходившее на восход. Смотрел, как она, принаряженная, неспешно поднималась по улочке. В ясную погоду за церковкой поднималось солнце, и позолоченная головка деревянной красавицы купалась в его лучах.

Обласканные этим солнцем, в предвкушении сладкой заутренней, с разных сторон стекались люди и жиденьким потоком вливались в разукрашенные открытые двери.

Мне все время казалось, что в церкви живет некий сверхчеловек, который дарит людям, всему свету красоту и доброту. Потому что церковка чистая, ухоженная; потому что бабушка приходила оттуда просветленная и ласковая. Словно очищенная от греховной суеты домашней, семейных неурядиц и даже примиренная со мной — шалунишкой. Мне, несмышленышу, было невдомек, что бабушка Катя за тем и ходила в церковь, чтоб «подправить», «подновить» храм Божий в душе. Или, как мы, атеисты, говорим, обрести душевное равновесие. Чтоб потом терпеливо жить дальше.

У нее светились глаза, и я понимал, что она простила маме и папе очередной скандал, а мне — мои шалости.

Что все плохое забыто, и мы любим друг друга. Больше всего мне было по душе это ее всепрощение. В этот момент я сознавал свою неправоту, мне до слез было жаль бабушку за ее долготерпение. Наверное, поэтому я любил ее больше, чем родителей. И если во мне есть что‑то душевное, то этим я обязан ей, бабушке Кате.

Не помню, на какой праздник она взяла меня с собой в церковь. Тайком от родителей. (Они были на работе, сестра — в школе). И там, под расписными сводами, в блеске иконостаса и необычного церковного убранства, я впервые почувствовал некое духовное начало в себе и в мире. Может, в тот момент и вселился в меня Всевышний. И стал вторым моим «Я». В нашем симметричном мире человек не может быть асимметричным. Как не может быть птица с одним крылом.