Виктор Ротов - Ближе к истине

Здесь каждый метр земли был заминирован. Здесь столько полегло народу, что земля до сих пор скорбит: у подножия гор, над оживленной автомобильной трассой, стоит дом — памятник и танк — памятник. А когда‑то, до войны, здесь был Турецкий сад — увеселительное место горожан — карусели, чертово колесо, разные аттракционы. Теперь — это место вечной скорби.

За время боев здесь накопилось огромное количество военной техники и боеприпасов. И все это вдруг было кинуто в спешке отступления и теперь стало местом «паломничества» прибывающих из эвакуации мальчишек. Местом жуткой игры со смертью пацанов моего возраста. И чего там только не было: снаряды, патроны в лентах и россыпью, гранаты всех типов, винтовки, пулеметы, минометы, пушки, противопехотные мины; клубки спутанной колючей проволоки. И трупы, трупы, трупы… Почти разложившиеся, полуразложившиеся. Лежат в самых разнообразных позах, в которых настигла людей смерть. Кое — где еще дымится земля — будто только что кончился бой. Но это дымятся воронки от недавних взрывов противопехотных мин — их взрывают, дергая за проводок, мародеры или мальчишки наподобие нас. Этих мин — что капусты в огороде: стоят металлические стаканы на колышках, от них проводочки — растяжки. Мы переступаем через них, не трогаем, у нас иной интерес: мы собираем винтовочные патроны и гранаты с запалами. Впереди нас ходит между минами и трупами человек с охапкой моряцких бушлатов и бескозырок — мародер. Зацепился за проволоку — мина рванула, ударила осколками в тряпье, которым мародер нагрузился, и ему хоть бы что. Жив! Скалит гнилые зубы. На месте взрыва тотчас закурился дымок.

Выстрелы, взрывы тут и там. Это мальчишки забавляются. Сильно рвануло на противоположном склоне, и стайка мальчишек разбежалась с криками: «Митяй подорвался!..»

Мы лишь взглянули. Нам нипочем. Мы сами такие, вот-вот кто‑нибудь из нас взлетит на воздух. Мы солидно храбримся друг перед другом, мы просто не понимаем, что смерть — это всерьез и надолго.

Помню, мне понравилась новенькая, как потом оказалось, — автоматическая десятизарядная винтовка. И я ее взял. Другие мальчишки подобрали себе по вкусу, и мы принялись палить в камень, белевший на противоположном склоне. Большой плоский камень. Его хорошо видно и от него отлетает белое облачко, когда попадешь.

Палили до одури. Пока не надоело. Потом принялись шарить по блиндажам. И наткнулись на целый штабель ящиков с бутылками. Бутылки полные, под завязку, и крепко закупорены. Что в них? Газировка? Нас раздирает любопытство. Пытаемся открыть бутылку — не получается. Тогда я беру одну за широкую часть — и горлышком о камень. Жидкость выплескивается на камень и пузырится. И воняет странно. Я даю каждому понюхать и сам нюхаю, коснувшись кончиком носа облитого края бутылки. Неприятный, резкий запах! Оставляю бутылку в руке на отлете. И в этот момент вижу, что камень, о который я только что разбил бутылку, задымился, а затем и взялся пламенем. Глянул на руку, и рука моя в пламени. И штаны на мне дымят в местах, куда попали брызги из бутылки. Атас! Противотанковая жидкость! Только теперь до нас доходит, какая это «газировка». Пацаны врассыпную. Но двое начали гасить на мне штаны. Штаны прогорели да и

погасли, а вот рука!.. Нестерпимая жгучая боль. Тут кто-то посоветовал к морю. И мы бросились к морю. Там я сунул руку в воду, но боль не проходила. Рука исходила паром. Большой и указательный пальцы. На этом месте вздувался болючий волдырь. Что делать? Надо бежать домой. Мотая беспрестанно рукой, чтоб хоть чуть охладить жгучую боль, я рванул домой. Мама не стала расспрашивать, что и как, побежала к соседке, заняла у нее немного ряженки и густо смазала мне руку. Потом еще раз, потом еще…

Гранаты были любимой нашей игрушкой. У каждого из нас были целые арсеналы их, и к ним запалы. Хранили мы их в тайниках.

Я устроил свой тайник недалеко от дома, над дорогой, по которой ходил в школу. В нише, выдолбленной в каменном откосе.

По дороге в школу я заворачивал к своему тайнику, оглядывался — не подсматривает ли кто за мной, отодвигал камень — заслонку и брал эргэдэшку или лимонку с запалом, или «румынку» с длинной деревянной ручкой. В портфельчик. И шел дальше как ни в чем не бывало. (Идет по дороге мальчик с портфелем. А в портфеле…)

В портфеле рядом с книжками и пеналом — граната. Сейчас я сверну с дороги возле штольни, спущусь по тропинке в балку, перейду мостик через речку, под ним, под мостиком — небольшая дамба, с нее вода падает вниз, образуя что‑то вроде небольшой запруды. От мостика я поднимусь вверх по тропинке, ведущей дальше в школу, и вот там…

Там я вытаскиваю гранату, выдергиваю чеку, бросаю в запруду. И падаю на землю. Взрыв, и к небу взметается высокий столб воды. Вот ради этого момента я и рискую, совершенно не сознавая, что могу и сам взлететь к небу.

После этой маленькой экзотической забавы я спокойно иду в школу на уроки.

А в школе мы творили дела и того хлеще.

На большой перемене мы высыпали во двор и возле уборной проделывали такую штуку: кто‑нибудь выдергивал чеку у гранаты, клал ее на землю, а кто‑нибудь быстренько накрывал ее каской, и разбегались по сторонам. Взрыв, и каска пулей улетала в поднебесье. Мы довольны. А с крылечка за нами наблюдает группа преподавателей.

Вот такие чудеса!

Кроме «Передовой» мы, конечно же, облазили все ок

рестные горы, обследовали все склоны, все уголки за перевалом. И чего мы только там не видели! На Петушке, в седловине между двумя вершинами, на широкой зеленой поляне, мы увидели множество черных бугорков. Будто кроты понарыли. Какой же объял нас ужас, когда это оказались трупы моряков. Страшная картина кровавого побоища: немец, видно, засел с пулеметом на той стороне поляны, на опушке леса, и косил наших моряков сколько хотел. Правда, его все же достали, видно было: на месте пулеметного гнезда следы кошмарного разгрома: руки, ноги, головы и искореженный пулемет.

Теперь эта вершина срыта, вместо нее белеет «рубец» каменоломни.

На крутых склонах горы Лысой мы устраивали особо любимый «фейерверк»: в железную бочку из‑под горючего бросали лимонку с выдернутой чекой и пускали вниз. Через некоторое время взрыв, и клочья бочки разлетаются ввысь к небу и в разные стороны. Мы лежим навзничь на тропинке и ржем от удовольствия.

Конечно, эти игры не обошлись без жертв: оторвало ногу Толику Железнову, старшему из нас, большому добряку и книгочею. Другого пацана, Алешку Камышиникова, застрелили нечаянно прямо в живот. Многие пацаны подорвались на минах…

А еще были у нас замечательные козы. Замечательные потому, что сначала они были козлятами. Прыгучими, забавными. Мы их держали в доме, и они были как члены семьи. Своей беззаботной возней, живостью, неутомимой подвижностью козлята развлекали нас, помогали как‑то перемогать несытные дни. А появились они у нас тоже благодаря нашей предприимчивой, оборотистой маме: она что‑то продала, что‑то на что‑то обменяла, у кого‑то подзаняла деньжат и купила этих козлят — козочек. Белку и Галку, белую и черную. И у нас в доме стало не трое детей, а пятеро. Тесновато, зато весело.