Итоги Итоги - Итоги № 31 (2012)

А еще Лавров известен как лирик. Стихи и песни пишет и сегодня. Недавно выпустил стихотворный сборник с отсылами к молодому Блоку.

Сохранил министр и круг студенческих друзей. Это выпускники МГИМО 1972—1974 годов: заместитель генерального директора «Интерроса» Андрей Бугров, советник главы X5 Retail Group Юрий Кобаладзе, первый замминистра иностранных дел Андрей Денисов... Каждый год Лавров со товарищи сплавляются по горным рекам. Профессиональные заслуги и здесь оценены высоко: в 2007 году он возглавил Федерацию гребного слалома России.

После одного из таких походов Лавров, готовясь к традиционной встрече выпускников, за два дня написал песню-посвящение своей альма-матер. Она так понравилась ректору МГИМО Анатолию Торкунову, кстати, тоже сокурснику министра, что стала институтским гимном: «Это наш институт, это наше клеймо, и другого вовеки не нужно...»

Судя по всему, «клеймо» главы внешнеполитического ведомства Лаврову суждено носить еще не один год. Внешняя политика становится все брутальнее, а значит, и министр иностранных дел России нужен такой, который может и гол в чужие ворота закатить, и песню на гитаре забацать, и речь с трибуны Генассамблеи ООН задвинуть такую, чтобы за страну было не стыдно. Всеми этими навыками наш герой владеет в совершенстве...

Золотая мина

/ Дело

Михаил Дмитриев: «Последствия выхода Греции из зоны евро донесутся до России едва ли не в первую очередь — через проблемы с кипрским офшором»

Никогда еще эпицентр мирового кризиса не находился так близко к России. Удар второй его волны будет несравнимо более болезненным, чем то, что мы испытали в 2008 году, предупреждает президент Центра стратегических разработок Михаил Дмитриев.

— Михаил Эгонович, откуда все-таки ждать напасти — извне, с мировых рынков, или изнутри?

— Российская экономика в силу своих структурных особенностей давно уже не генерирует внутренних кризисных проблем. Все зависит от состояния глобальных рынков, прежде всего рынка энергоносителей и рынка капитала. То и другое тесно взаимосвязано, по крайней мере применительно к России. Ухудшение нефтяной конъюнктуры сопровождается оттоком капитала и усложнением условий рефинансирования российских заемщиков. Что после этого происходит, мы знаем по 2008 году. Но на этот раз эпицентр кризиса находится гораздо ближе к России. Четыре года назад все началось с Америки, с которой мы практически не торгуем. Сегодня же главная проблема — это ситуация в Европе, являющейся не только нашим главным торговым партнером, но и финансовым центром, через который происходит рефинансирование российского бизнеса. Через Европу идет до 80 процентов инвестируемого в нашу страну капитала. Взять хотя бы Кипр, через который в Россию поступает порядка 40 миллиардов долларов. Если кипрский офшор окажется в тяжелой ситуации, это неминуемо дезорганизует кредитные потоки российских предприятий.

— Этим объясняется щедрая российская финансовая помощь Кипру?

— Ну разумеется. Кроме того, нужно учитывать, что неразбериха на Кипре серьезно осложнит для реального сектора сохранение контроля над активами: под кредиты, как правило, выделяется залоговое обеспечение в виде акций и иных ценных бумаг. Активно задействованы российскими инвесторами и другие европейские офшоры. Есть масса специфических сделок, которые проводятся через Люксембург, Лихтенштейн, Нидерланды... Не говоря уже о Лондоне, который можно назвать центром финансовых операций российского бизнеса за рубежом. Прямой удар по сердцевине финансовых интересов наших предприятий быстро скажется на реальном секторе. Возникнут проблемы с реализацией инвестпроектов, с выплатой зарплат. Словом, на мой взгляд, это гораздо более опасно, чем то, что мы испытали во время первой волны кризиса.

— Насколько велика вероятность второй волны?

— На мой взгляд, она уже выше 50 процентов. Кризис в Европе развивается пока как хроническая болезнь, ползучим, вязким образом. Но спасительный рецепт, похоже, не будет найден. Скорее всего, Европе придется пройти через очень жесткий период глубокого переформатирования экономической модели. Это замедлит экономику всех остальных регионов мира, снизит на какое-то время спрос на сырьевые товары. И, стало быть, неизбежно ударит по России.

— Что может спровоцировать обострение «европейской болезни»?

— Выход какой-либо страны из евро. Это тут же породит неуправляемые каскадные эффекты, углубит кризис доверия, приведет к панике на рынках.

— Даже выход обанкротившейся де-факто Греции?

— Даже выход Греции. Посмотрите на тот же Кипр: все банки этой страны завязаны на Грецию. Последствия выхода Греции из зоны евро донесутся до России едва ли не в первую очередь — через проблемы с кипрским офшором. Кроме того, Греция не единственное слабое звено. Особенно тревожна ситуация в Испании и Италии. Выход Греции из евро может оказаться для них последней каплей. А если к Греции присоединится хотя бы еще одна страна, каскадные эффекты начнут распространяться, как волны от атомного взрыва. Но у Европы есть масса рычагов влияния на ситуацию, и она умело ими пользуется. Это не ведет к преодолению кризиса, но позволяет отсрочить момент истины. В принципе Европа может какое-то время продолжать ту же стратегию. Скажем, дефолт Греции вполне реально оттянуть до конца 2013 — начала 2014 года. В этом случае мы будем наблюдать ту же вязкую ситуацию: всплески нервозности на рынках будут перемежаться некоторым успокоением.

— Но до конца следующего года, скорее всего, в Европе не рванет?

— Рвануть может в любой момент. Европейский кризис — это как мина замедленного действия с неисправным детонатором. Мы не знаем, когда кислота разъест стопор взрывателя. Вовсе не обязательно, кстати, что взрыв произойдет на юге еврозоны. Ее распад может начаться и на сравнительно благополучном севере, несущем основное бремя расходов по спасению единой валюты. Корабль еврозоны достиг пределов прочности, могут начать ломаться любые его структурные элементы.

— Может быть, лучше ужасный конец, чем этот бесконечный ужас?

— Будем честны: мировая экономика пока не сталкивалась с подобным испытанием. Кризисы региональных валют, конечно, случались — все валютные союзы рано или поздно разваливались, — но они касались периферийных денежных систем, а не второй по значимости мировой денежной единицы. Очевидно одно: не будет ни одной страны, которой не придется приспосабливаться к новой ситуации. Жить по-старому не получится ни у кого. Но как долго продлится агония и какой будет жизнь после смерти, предсказать невозможно.