Итоги Итоги - Итоги № 34 (2012)

— Несколько лет назад в одном московском еженедельнике ко дню Бородинского сражения появилась странная подборка высказываний современников о Кутузове. Цитировали и Петра Багратиона: «Кутузов имел особенный дар драться неудачно». И Михаила Милорадовича, назвавшего Кутузова «низким царедворцем». И Дмитрия Дохтурова, окрестившего его «отвратительным интриганом»… Боевые генералы, герои!.. Не хочу комментировать саму публикацию, удивляет другое: высказывания о Кутузове его боевых товарищей.

— Вопрос, для чьих ушей были предназначены эти высказывания. Да, Кутузов считался опытным политиком, ловким и умным царедворцем. Мог в молодые годы и кофе по-турецки сварить для императорского фаворита. А в той России нельзя было иначе подняться до степеней известных… Если же говорить о его ратной удачливости, то надо сказать, что порой ошибаются и бравые генералы. Мало кто помнит, что Кутузов в преддверии великого столкновения с Наполеоном не только обезопасил юго-западные границы от возможного удара Турции, но и просто спас весь юг для России. Очередная война с Турцией началась в 1806 году и продолжалась тяжелые шесть лет. К 1811 году война зашла в тупик, и Александру, опять же вопреки своей воле, пришлось призвать на этот фронт Кутузова. В первых числах апреля 1811 года он принял командование ослабленной русской армией. Но Кутузов уже через два месяца в знаменитом Рущукском сражении сокрушил турок! Бухарестский мирный договор между Россией и Турцией всего за месяц до вторжения Наполеона, по сути дела, спас Россию от борьбы на два фронта.

Внешне медлительный, неспешный Кутузов жил быстрее времени, он упреждал эпоху. После турецкой кампании царь присвоил Михаилу Илларионовичу графский титул, отозвал его в Санкт-Петербург и вновь оставил не у дел. Но события развивались уже вопреки воле самодержца. Дворянские собрания двух столиц чуть ли не единогласно определили Кутузова в конце июля 1812 года — с разницей в один день — руководителем своих ополчений. Все исследователи единодушно считают, что движение декабристов зародилось во время заграничного похода русской армии, когда в офицерство проникли идеи просвещенной Европы. Но организованное выступление дворянских собраний в пользу столь нелюбимого императором Кутузова позволяет думать, что брожение умов началось именно грозным летом 1812 года.

По высочайшему указу был спешно создан чрезвычайный комитет из важнейших сановников империи. Он много часов заседал под руководством генерал-фельдмаршала Николая Салтыкова, обсуждая, кому быть главнокомандующим. И как писал придворный историк Александр Михайловский-Данилевский: «Имя Кутузова было произнесено последнее, но зато, как только его выговорили, прекратились прения». Александр ознакомился с решением комитета, и указом от 8 августа по старому стилю генерал от инфантерии, светлейший князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов был назначен главнокомандующим. Подписывая бумагу, император сказал своему адъютанту Евграфу Комаровскому: «Публика желала его назначения, и я его назначил. Что же касается меня, то я умываю руки».

— Практически за две недели до генерального сражения при Бородино…

— За восемнадцать дней. Перестроить армию за это время было решительно невозможно. Но Кутузов всецело одобрял тактику Михаила Барклая-де-Толли на отступление, заманивание Великой армии вглубь страны. Позицию при Бородино определяла Старая Смоленская дорога, и лучше места для генерального сражения просто не было. Дав бой Наполеону именно там, Кутузов отсек французов от юга России, где они могли бы получить припасы, коней. Вне зависимости от оценок итогов битвы, ранее невиданной по своей разрушительности — только погибших было более девяноста тысяч, — армия Наполеона после Бородино так и не смогла оправиться…

— Правда ли, что приказы Кутузова порой саботировались или искажались клевретами Александра?

— Да, были, к сожалению, в русской армии такие люди, как, скажем, генерал Леонтий Беннигсен, который даже при Бородино подвел Кутузова, за что поплатились жизнями тысячи людей. Если приказы Наполеона как главнокомандующего выполнялись беспрекословно, то Кутузову приходилось буквально увещевать некоторых присланных Александром полководцев. Впрочем, он справлялся не только с этим.

Уже поутру после Бородино Кутузову надо было принять важнейшее политическое решение. На рассвете 27 августа по старому стилю русская армия снялась с биваков и начала отход к Москве. И важнейшим вопросом было, как поступать с Первопрестольной. Все шесть суток, пока воины шли от Бородино к Москве, эта мысль мучила Кутузова.

— Рассматривал ли он возможность еще одного генерального сражения?

— Да. Но армия могла его дать, только получив свежие резервы. А перебрасывать под Москву силы, стоявшие на защите Санкт-Петербурга, Александр наотрез отказывался. Была у Кутузова и другая идея: открыть арсеналы и вооружить московских патриотов. Но московский генерал-губернатор Федор Ростопчин, патологически боявшийся вооружения народа, не пожелал этого сделать. В итоге хранившиеся в арсенале полторы сотни орудий и 80 тысяч ружей и карабинов достались Наполеону. В этих условиях давать французам еще одно сражение означало бы погубить остатки армии. Слова, сказанные Кутузовым на совете в Филях, хорошо известны: «С потерею Москвы еще не потеряна Россия».

Кутузов даже не счел нужным посоветоваться с императором. Принял решение единолично. Послав Александру рапорт о Бородинском сражении, следующее донесение об оставлении Москвы полководец отправил уже после ухода армии из столицы. Депеша пришла более чем через неделю после ухода из Первопрестольной. Все, что оставалось бессильному императору, это корить из своего петербургского далека своего стратега: «Вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы!»

— Складывается впечатление, что и Наполеон, и Александр имели самое поверхностное представление об истинном положении дел…

— Так оно и было. Недавно нам удалось опубликовать считавшееся утерянным письмо Александра от 8 сентября по старому стилю, в котором он обращался к графу Петру Толстому, который «начальствовал в Нижнем Новгороде третьим округом народного ополчения». На трех листах голландской бумаги император пишет (орфография и пунктуация сохранены): «По видимому враг впущен в Москву. Хотя я рапортов с 29-го Августа по сие число от Князя Кутузова не имею, но по письму от Графа Растопчина от 1-го Сентября через Ярославль извещон я что князь Кутузов намерен оставить с Армиею Москву. Причина сей непонятной решимости, остается мне совершенно сокровенна, и я незнаю стыд ли России она принесет, или имеет предметом уловить врага в сети. В первом случае действия Ополчения вам вверенного становятся на и важнейшими».