Газета Завтра Газета - Газета Завтра 981 (38 2012)

— Я русская, — из-за растяжки говорит она двум-трем камерам, прицельно, в упор разглядывающим её. — Русская я. Я пришла всем сказать, что я русская. Россия — для русских. Я всю жизнь здесь прожила.

— Это провокация. Здесь что — националисты? Мне позвонить Белову? Щ-щас-сс, — очумелая, лет тридцати пяти, девица достает смартфон. Камеры бросаются к ней, теперь они прицелились в её возмущённое бледно-либеральное лицо.

— Что произошло? — подошёл узкоплечий, с кругленьким животиком мужчина. Он в чёрном, на голове чёрная беретка, в руке мегафон. Он возглавляет колонну Русского марша.

— Вот она... — тычет либерально возмущенная дамочка в грудастую налитую девицу в имперской майке, — вот она растоптала белую ленточку! Мне позвонить Белову? Щас позвоню, я щас так позвоню! — тычет она бледным пальчиком в экран смартфона, никак не находя нужный номер.

— Она... — проглядывая номера, говорит дамочка, — она наступила на белую ленточку. Она националистка, она провокатор, ей здесь не место.

— Да я чё, её видела? — оправдывается девица. — Тут вон чё под ногами, всего валяется — и окурки, и всё. Я чё, её видела?

На асфальте белым тоненьким укором свернулась несчастная белая ленточка. Дама хотела пристроить её на свою сумочку, ленточка слетела. А тут эта сисястая корова шла… она чего. Ей под ноги лень было посмотреть. Наступила своим ботинком — на… святыню!

— Щас-щас, — но нужный телефон не находился.

— Мы всё решим, — дипломатично вступил главный, тот, кто с мегафоном. — Всё решим.

— Нацам здесь не место, — дамочка круто развернулась и зашагала вперед, куда шли все, у кого с груди, с головы, с сумочек, с очков свисали белые ленточки — в начало колонны.

Вот уже прошёл Навальный. Кто-то бросился пожать ему руку. Прошел Немцов. К нему руки жать не бросились.

— О, глянь, Немцов! Давай за ним! — Две еще не определившиеся дамочки двинулись вслед за Немцовым. — Там точно интереснее. Потом туда вообще не пролезешь, — торопливо говорили они друг другу, торопливо шагая за широко шагающим Немцовым.

До начала "марша миллионов" считанные минуты. Вот уже и петербуржцы встали со своим огромным многоруким белым плакатом.

Перед плакатом мужичонка с гитарой хрипло пел новые революционные песни, разогревая толпу:

— Медвед!

— Писец! — хором откликались питерцы.

— Медвед!

— Писец!

— Путин, лыжи, Магада-а-ан! — нараспев и весело.

Весело мужичонка пел — с душой. Все радовались, все смеялись.

— Держать строй! — в мегафон командовал начальник имперцев.

— Путин, лыжи, Магадан! — радовались петербуржцы

— Держать строй! — командовал в мегафон начальник.

Строй не держался. Молодые имперцы еще не умели правильно держать строй. Потоптавшись, сделав несколько зигзагов, они, наконец, выровнялись в подобие линии.

А маленький мальчик бегал под огромным флагом. Его уже не фотографировали. А ему и не надо. Ему нравилось бегать. Это большие дяди и тети кричали и специально демонстрировали свои транспарантики — достанет транспарантик, и сразу к нему две-три видеокамеры. А он гордо поднимет транспарантик повыше, голову красиво развернёт — снимайте меня, и скажет ещё: — Я против!

Мальчик бегал просто так.

— Ну, всё, иди сюда, — позвала его мама. — Сейчас начнется. Ну, иди же, кому говорю, — заглянула она под флаг. Мальчик, недовольный, послушно вылез, взял маму за руку.

— Держать строй! — вновь призвал разболтавшийся строй начальник.

Вверх взлетела стая белых голубей. Сигнал дан.

Перед имперцами — в колонне русских демократов -— вдарили барабаны. Вдарили по-армейски весело, многие неопределившиеся метнулись на их звук.

— Слушай, по-моему, там веселее, — парень потянул свою девушку, следуя за веселым армейским барабанным маршем.

— Русские, вперёд! — хором гаркнули имперцы, перекрикивая и барабаны, и хриплого петербуржского подпевалу, уже орущего: — Медвед! Писец!

— Русские, вперёд! Православные, вперёд! Слава Перуну! Слава Велесу! — хором орали имперцы.

— Ну, кричи же: русские, вперёд! — склонившись, учила мама.

— Луские, фпрёд! — старался мальчик. Но так вокруг все кричали и скандировали, что он смолк и всю дорогу шагал молча и сосредоточенно. Видимо, под флагом бегать было интереснее. А тут иди за ручку и иди. А куда иди, куда вперед…

— Свободу Пусси Райт! — орали с другой стороны антифа и содомиты. От имперцев их отделял сквер. Ровными колоннами они шли друг против друга, над одними высоко поднимались радужные флаги и флаги с черной анархической А на красном полотнище, над другими — бело-желто-черные стяги и красные квадратные флаги с языческой свастикой.

— Русский — значит трезвый! — кричали имперцы.

— Свободу Пусси Райт! — кричали антифы и педерасты.

— Россия — для русских! Москва — для москвичей! Не для черных! Не для пидарасов! Не для либерастов! Слава России! Русские, вперёд!

— Путин, лыжи, Магадан! — речёвкой, в мегафон, не желая погаснуть в русском боевом имперском ритме, надрывались петербуржцы.

— Мы тебя породили — мы тебя и уберем! — кричали петербуржцы.

А мальчик понуро тащился за революционно настроенной мамой. Как было хорошо бегать под флагом. Вот он, он идёт рядом с ним. Но под флаг уже не забежать, и под ним не побегаешь. На Сретенском он уже и слезы еле сдерживал — еще бы — одно дело играть и радоваться, другое — идти. Куда идти, зачем идти…

— Я хочу на ручки.

— Иди — ты же русский, — усовестила сына мама. — Россия — для русских! — вторя хору, закричала она. — Русский — значит трезвый!

Через какое-то время колонны останавливались, чего-то ждали, кричали, скандировали. Шли дальше.

Вдоль пути — и слева, и справа — железная ограда, за ней — бесконечный ряд дружинников и полиции. Казалось, их было если не больше, то и не меньше, чем самих демонстрантов. А демонстрантов: тех, у кого не было видеокамер, планшетов и смартфонов; тех, кто держал флаги и транспаранты, — их было так мало… Точно, это был марш миллионов репортеров и журналистов, освещающих шествие самих себя.

И среди всего этого бодро-утомительного марша ныл маленький мальчик.

— Я хочу на ручки и домой!

Таких маленьких мальчиков и девочек было много. Вначале оживленные, обрадованные новизной, пестротой флагов и плакатов, они шагали бодро, даже подгоняли своих мам и пап… Не пройдя и середины… они уже тоскливо плелись, просясь на ручки и домой.

— Мама, — просил кучерявый мальчуган лет шести, — когда закончится, когда домой?

— Мы работаем, — сурово ответила мама. — Свободу Юлии Осиповой и политзаключенным! — отвернув от сына лицо к народу, кричала она, высоко поднимая фотографию какой-то женщины с ребенком. — Верните мать сыну! — кричала она, глядя на бесконечный ряд полицейских.