Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6380 ( № 32 -33 2012)

Не сразу Вадим разглядел за медленно перемещающимися белыми халатами то, что всех поразило: тело Студента, смотревшего куда-то поверх голов, осыпалось серыми лохмотьями сползающей кожи, обнажавшей то, что под ней таилось - беззащитно-нежную, розовую основу. На неё мучительно было смотреть, казалось, от пристального взгляда она начнёт кровоточить. На вопросы Студент отвечал коротко и медленно, словно бы пробиваясь сквозь сковывавший его сон. И потом совсем провалился в него, после обхода, с уже поставленной капельницей - лежал одетый поверх одеяла, разбросав руки, склонив вниз и набок голову. Вадим, которому тоже вначале показалось, что он где-то видел Студента - его измождённое лицо, обрамлённое длинными волосами, бородку, страдальческий взгляд, вдруг понял: ну да, множество раз на картинах старых мастеров, изображавших распятого Христа.

В палате в тот день разговаривали вполголоса, а в какой-то момент Узбек, насторожившись, бесшумно ринулся к кровати Студента, нагнулся, прислушиваясь: "Он же не дышит!" - сказал громким шёпотом. И выбежал в коридор, крикнув дежурной: "Студент умер!.." Нет, он не умер, так подействовало сильное снотворное, спасавшее его от ощущения, будто с него сдирают кожу. Через день он пришёл в себя, стал разговаривать. Рассказал: первый раз такая история случилась с ним в 14 лет, когда разводились родители (внезапная болезнь сына их скандальный развод и полугодовую судебную делёжку имущества не остановила). Сейчас ему 22 года, и всё повторилось. Почему? Не знает. Ну да, стресс был - не сдал сессию. Но ещё до её начала от него ушла девушка.

Студент видел странные сны, некоторые рассказывал[?] О том, что вот он посреди океана, медленно плывёт, вокруг же, до самого горизонта, ни корабля, ни островка, только слепящее солнце над головой[?] А как-то, уснув днём, проснулся с радостно ясными глазами, потрогал стоявшую рядом капельницу, сказал улыбаясь: "Канкан приснился". - "Что-что? - удивился Узбек. - Какой такой капкан?" Оказалось, за окном палаты, возле больничного забора, из автомобиля с распахнутой дверцей, припаркованного под осыпавшимся клёном, звучала бравурная музыка. И под неё задремавший днём Студент увидел: распахивается дверь палаты, влетают, смеясь, медсёстры с капельницами в руках. У его койки они начали подпрыгивать возле капельниц, подбрасывая в такт длинные ноги, поддёргивая халатики, ослепляя Студента белозубыми улыбками[?] Те самые неприступно-строгие медсёстры, что посменно обихаживали его[?] "Значит, женишься на какой-то из них, - серьёзно предположил Узбек. - Тебе какая больше нравится?"

Второе впечатление другой жизни возникло у Вадима после того, как сделанный под щёлканье "Никона" диагноз здесь подтвердился. Это сбой, вызванный наследственной предрасположенностью. Или - стрессом. Скорее же всего - тем и другим. Теперь Вадим определённо знал: он до конца дней обречён носить в себе что-то затаившееся, непонятно-враждебное, готовое к разрушительным действиям. То, что нужно держать в узде, смиряя - несколько раз в год - курсами лечения. То, что теперь всегда будет рядом, напоминая: "Ты смертен!"

С этим диагнозом он вышел в больничный двор, под каштаны, потом мимо будочки охранника у ворот - на улицу, к киоску. Покупая газету, подумал: "Вот меня не станет, киоскёрша об этом даже не узнает". А возвращаясь на скамью, к каштанам, сказал себе вслух: "И ничего не изменится в этом мире[?]" Он выбросил газету в урну, не читая. Вернулся в палату, принял снотворное. Уснул - среди дня.

Сейчас мы сидели с ним на той самой скамье, под каштаном, и он, нервно поглаживая себя по коротко стриженной, начавшей лысеть голове, говорил о мудрости латинян, у которых был девиз: "Memento mori!" - "Помни о смерти!"

- Древние жили коротко, в постоянной опасности, - рассуждал Вадим. - Зато очень эмоционально. Ценили каждую минуту. А мы живём дольше, но скучнее, не думая о неизбежном конце. Мы не готовы к нему. Но наступает момент, когда каждая человеческая козявка ужасается, ощутив близость небытия, и туповатое наше спокойствие разлетается в пыль[?]

- Да ведь невозможно жить в постоянном страхе смерти. Вспомни: даже после жутких терактов в Москве люди пребывали в шоке совсем недолго.

- Там - другое. В конце концов каждый, спускаясь в метро, надеется, что если теракт и случится, то не на этой станции. Или если на этой, то его не заденет. Когда же ты приговорён, а исполнение приговора отодвинуто и механизм его исполнения ты несёшь в себе, никакой надежды не остаётся. С этим ты должен жить. Тут дело не в страхе. Дело в осознании конечности жизни - постоянном, а не эпизодическом. Необходимом и здоровому человеку.

- Ну, допустим. Но что изменилось бы, если бы такое осознание появилось у тебя лет 20-30 назад?

- Изменился бы взгляд на самого себя. На близких. На свою судьбу. Стал бы более независим от обстоятельств, от чужих мнений. Ведь я бы постоянно осознавал, что жизнь у меня одна, повторения не будет! Да я после своего финансово-экономического, очень модного сейчас, образования получил бы ещё и гуманитарное, к нему меня всегда тянуло. И ушёл бы из своей мутной сферы. Я ведь когда в эту клинику ложился, своим на работе соврал, будто лечу на Канары! Чтоб не звонили. А то начнут грузить новостями[?]

- Полагаешь, в гуманитарной сфере ты был бы успешнее?

- Не знаю. Да это и неважно. Я бы прожил другую жизнь. Понимаешь? Другую! Свою, а не чужую. А всё то, что у меня сейчас, - чужое, мне в нём тесно, тошно, хотя, конечно, денежно[?] Возможно, вот этот дискомфорт и послужил, как сказал бы мой сопалатник Профессор, "спусковым механизмом".

- А что врачи? Обнадёживают?

- Разумеется. Особенно - заведующая отделением. Не знаю, религиозна ли она, но её лицо, жесты, спокойная, даже деловая манера вести разговор словно бы говорят тебе: всё преодолимо, главное - душевное равновесие, и помните: что бы ни случилось, душа ваша бессмертна.

- Но ты-то, насколько я знаю, атеист.

- Я в этом и раньше не был уверен[?] А теперь время от времени слышу в себе диалог двух своих субстанций - Ума и Души. Он ей трезво и сурово о том, что со мной, их носителем, происходит: "Ничего с ним необычного, это логика конца". Она же упрямо не соглашается: "Но я-то живу по другим законам, моя жизнь лишена логики". Так, может быть, она права в своём неприятии "конца", если, как утверждают, она бессмертна?.. Возможно, она и есть та частица Высшей силы, рассеянной в человеческом сообществе, о которой говорил в палате Профессор.

Мне пора было уходить. Вадим провожал меня к воротам, когда под каштанами зазвучал знакомый лекторский голос. Профессор (всё в той же клетчатой пижаме с оттянутыми карманами) шёл нам навстречу не один - рядом с ним, цокая каблучками, семенила девушка в чёрной юбке и красном жакетике. Судя по всему, это была звонившая ему аспирантка.