Газета Завтра Газета - Газета Завтра 372 (3 2001)

Автор вступает в битву с сатанинским укладом. Вторгается в страшный и мерзкий мир, как в синильную кислоту, в которой невозможно уцелеть живому. Бесстрашно, без скафандра, без респиратора работает в отравленной среде. Ведет свою страшную сечу. Этот синильный мир порождает свои жуткие символы, свою черную магию, навязывает свое понятие антикрасоты. Там есть свои рогатые кумиры. Свои перепончатые герои. Они канонизируются, навязываются толпе. Каннибальский уклад эпохи ельцинизма предстает как норма, как высшее достижение на пути к цивилизации.

Вместо того, чтобы отшатнуться от жути, как делают многие почтенные реалисты, убежать в скит, в молельню или писать воспоминания о милых сердцу временах, Анатолий Афанасьев бесстрашно кидается на этих жутких монстров, разрушает их безумный мир. Одному Богу известно, какие травмы остаются в его душе от этих столкновений. Он поступает так, как поступают кровяные тельца, когда в живой организм проникает страшный микроб, нападают на этот микроб, даже если силы их неравны.

Афанасьев набрасывается на страшное чудище, на вампира, который пришел в наш город. На зону ужаса, в который превращают наши милые уездные городки.

Анатолий Афанасьев в своей прозе изобрел некий двигатель, который питается продуктами распада. Он питается газами этой удушливой атмосферы. Там, где другие задыхаются без воздуха, Афанасьев своим двигателем сжирает этот смердящий поток, перерабатывает его в толкающую энергию и движется дальше, оставляя за собой, вместо зловонной грязи, пустоту, тем самым очищая среду. В сюжете романов действуют сотни подонков и мерзавцев, и вместо них возникает пустота. Он их сжигает огнеметом. Странное свойство афанасьевских романов — уничтожать, аннигилировать этот жуткий разрушительный уклад. Он вторгается в мир нежити и использует эту нежить как топливо для своего движения. К финалу вся сгоревшая нежить превращается в дым. Этакая афанасьевская система очистки общества.

Составной частью его творческой манеры является ирония. Все типы из нового уклада — бандиты, коммерсанты, проститутки, челядь "новых русских", обслуживающая их так называемая “либеральная интеллигенция", поп-звезды, колдуны и экстрасенсы — все они относятся к себе очень серьезно. Они себя считают вершиной русской истории, сливками общества. Они чрезвычайно берегут свою репутацию. Какой-нибудь адвокатишка, напоминающий Резника, какой-нибудь телеведущий, напоминающий Киселева, — серьезные, внушительные люди. Афанасьев эту серьезность превращает в посмешище. Они ожидают удара от убийц, от конкурентов, но они не ожидают видеть себя отвратительно смешными. Он истребляет их своей поразительной иронией. Он отыскал их "ахиллесову пяту". Они смешны в контексте истории, смешны в контексте природы, смешны в контексте русской традиции. Смешны и отвратительно мелки, как уродцы с картин Босха. Маленькие нежити…

Многие могут упрекнуть Афанасьева в том, что он склонен к непристойностям. Что он употребляет достаточно рискованные выражения. Пользуется площадными терминами. Это раблезианский стиль. Мировая традиция знает эту веселую, народную манеру.

Как иначе можно изображать уклад, если он весь срамной, весь непристойный? В этом "новорусском" образе жизни нет ничего, что бы не было площадным. Я лишь удивляюсь тому такту, рафинированному русскому языку, который позволяет все эти огромные нечистоты описывать с таким малым использованием рискованных выражений. Как еще описать эту огромную прямую кишку, в которую ельцинизм пытается превратить всю нашу русскую жизнь?

Он любит гротеск, любит бурлеск, любит алогичность ситуаций с фантасмагорическими персонажами. Он прекрасно освоил сюрреализм эпохи. Все, что у нас происходит уже десять лет, носит ирреальный характер, его не описать языком традиционного реализма. И афанасьевский метод нельзя назвать реализмом. Все условно, все разыгрывается, мистифицируется. Как и сама наша нынешняя жизнь.

Мир, который создали ельцинисты, условен. По телевизору навязывается мнимая реальность. Мы не бываем во дворцах миллионеров, не бываем в штабах, где разрабатывались приказы бомбить Грозный, не бываем на аукционах, где три олигарха делят между собой Россию: одному — Дальний Восток, другому — Восточная Сибирь, третьему — Урал. Мы пользуемся тем, что они нам показывают о себе. Мы работаем с их "идеологической надстройкой", живем в их виртуальном мире. Художнику предлагается использовать эту надстройку, но она голографична, ее нет в природе, она иллюзорна. А где же та реальность, от которой начинаются и заканчиваются войны, начинаются и заканчиваются перестройки? Бороться с этой реальностью методами, которыми боролся Анпилов в 1993 году, стрелять в эту реальность из автоматов и орудий бессмысленно. Снаряды будут пролетать, не задев ее, пройдя сквозь голографический пейзаж. Анатолий Афанасьев изобрел способ, как эту дьявольскую голографию можно стирать. В этом смысле его роман — тоже игра. Лазерная игра света. Лазерным лучом заряжена его винтовка, из которой он стреляет по выдуманной либералами модели буржуазного мира. Он выжигает лучом эту мнимую реальность, и она спадает, как шелуха, к ногам читателей.

И тогда, сквозь сгоревшую пустоту, мы видим нашу Родину, нашу любимую Россию, населенную добрыми и светлыми русскими людьми.

1

2u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="

"; y+=" 55"; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--

56

Напишите нам 5

[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]

ПРЕЖДЕ ЧЕМ ОТКРЫТЬ ГЛАЗА,Аня попыталась понять, где она находится. С трудом ей это удалось. Она в больничной палате, на соседних койках еще две полоумные женщины. Сколько времени провела в больнице — день, месяц, год — она не знала. Одна из женщин, ее звали Кира, помешалась на том, что зарезала своего мужа, известного бизнесмена Райского. Потом хотела убить и себя, но кто-то ей помешал. Убийство она совершила по недоразумению, приревновала мужа к гувернантке Эльвире, француженке по происхождению. Как выяснилось, француженка была ни при чем, на самом деле муж сожительствовал с телохранителем Зурабом, о чем Кира получила убедительные доказательства на следствии. Дни несчастной душегубки были сочтены: уже в присутствии Ани она трижды кончала самоубийством — травилась таблетками, душила себя пояском халата и вскрывала вены осколком бутылочного стекла. Каждый раз ей своевременно оказывали помощь: видно, кто-то полагал, что ей еще рано покидать сию обитель скорби. В минуты просветления Кира выказывала себя доброй, компанейской девушкой-хохотушкой, и они с Аней немного подружились.